Лариса Неделяева - На земле и под землей

Лариса Неделяева На земле и под землей

Сказки

* * *

Когда ужасный час пробьет,

Мы все пойдем ко дну.

И злых и добрых — всех сметет,

Не выжить никому.

Я слышу жуткий скрип и вой,

Погибель на часах.

Нам нечего делить с тобой

Ни здесь, ни в небесах.

Отхватит каждый свой кусок,

да толку ни на грош —

Ни крошки, — выйдя эа порог,

С собою не возьмешь!

Зачем последние года

Бессмысленной борьбе

Нам отдавать, когда одна

Судьба тебе и мне?

Не знаешь ты, не знаю я,

Никто не знает, брат.

Но каждый каждого, любя,

Колотит невпопад!

Но каждый каждому, любя,

Как шалый бес вредит

И верит, ближнего гнобя,

Что правда победит.

Но побеждает не она,

А запертая дверь…

Так было в прежни времена —

Так будет и теперь.

ОТ АВТОРА

Когда я стала бомжом, я подумала: «Вот, наконец-то я могу ничего не делать, а просто сидеть себе в уголке и горько плакать! А когда, я умру под забором, как и предсказывала, мне любящая родня, то все злые раскаются и скажут: «Да! Какого человека мы потеряли!»… Вот что я подумала, когда стала бомжом.

С тех пор прошло много лет. Мои мечты сбылись. Но не все. Даже у самого завалящего уголка, как прояснилось, есть хозяин. Бывало только усядешься в уголок и соберешься поплакать — а хозяин уж тут как тут. «Уходи, — говорит, — это мой уголок!» Мечта умереть под забором сбылась частично. То есть умирала-то я раз десять (на большее в моем городишке заборов свободных не хватило). Но злые не раскаивались, а совсем даже наоборот. «Так ей и надо!» — говорили они над моим трогательным трупиком. И говорили еще кое-что, для моего ума совсем уж недоступное: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих!» Слыша эти слова, я пыталась представить себе утопающего, который сам себя за волосы хватает и шустренько из воды себя вытаскивает… Не сбылась и моя мечта ничего не делать. Постоянно находился кто-нибудь, заставлявший меня ходить, есть, спать, производить шум и осуществлять чужие планы. И сказки, которые ты прочтешь в этой книжке, я, конечно, не по собственной воле сочиняла — меня заставили. А дело было так. Пришел ко мне дяденька милиционер с большой дубинкой и говорит: «А ну живо сказки мне сказывай, не то поколочу!» И пока я сказывала, он так и стоял надо мною, держа дубинку. И чувствовала я себя натурально Шахерезадой. А уж жить-то как хотелось!

ИНСПЕКТОР ЛАПУШКИН

* * *

Я притворялся дураком,

А истинный дурак

На петухе сидел верхом

И банный веник держал в руках.

Я ждал, когда на сухих ветвях

Липкие почки в лист пойдут,

А дурак петуху, который был на сносях,

Побежал искать ворон-повитух.

Я читал про книги, про песни пел,

А дурак лепестки ромашки листал.

Я мечтал натворить чудесных дел —

А дурак, напившись мертвецки, спал.

Он умеет писать, научили его.

Но поскольку рогатый всегда начеку,

Так и ждет, чтобы кто-то чертил за него,

Дурень косит под падаль: мол, я писать — не мог.

Ни писать не могу, ни читать не могу,

Ничего не могу, потому что — дурак!

Даже самое легкое я никак не пойму —

У меня и клеток-то нету в мозгу!

Я притворялся дураком,

А истинный дурак

На петухе сидел верхом

И банный веник держал в руках.

Чертов ребенок

В далекие времена, когда люди боялись бандитов больше, чем милиционеров, жил-был участковый инспектор Лапушкин, имевший один недостаток, мешавший ему продвигаться по службе: он был слишком жалостлив. Но как раз эта-то слабость помогла инспектору Лапушкину спасти от гибели все человечество. Однажды вечером инспектор вдвоем с другим милиционером обходил свой участок. В маленьких городках спать ложатся рано — на часах не было и десяти, но в большинстве домов свет уже погасили и на улицах совсем не было прохожих. Участок Лапушкина располагался на окраине и дома здесь стояли маленькие, как в деревне. Милиционеры дошли уже до последней улицы, с конца которой открывался вид на поле и черневший за ним лес, когда все собаки в округе вдруг разом взвыли, --">