Михаэль Андреас Гельмут Энде - Школа волшебства» и другие истории

Гу-гу-гу, о котором ты без устали мне рассказываешь?

Младший брат (ему десять) направляется, скажем, в школу. В руке у него, естественно, тоже книга — он читает. А что еще можно делать, пока едешь в трамвае? Трамвай покачивается из стороны в сторону, громыхает, едет себе вверх и вниз, но почему-то с места так и не трогается. Если быть точным, это, собственно говоря, не совсем трамвай, а скорее наш лифт, из которого братец позабыл выйти. Через несколько часов, так и не доехав до школы, он озабоченно бормочет:

— Наверняка учитель опять не поверит, что я не виноват в том, что опоздал на урок.

Самый юный член нашей семьи, грудной младенец, лежит, допустим, в своей кроватке. Естественно, в нашей семье читает даже такой малыш. У него, как и у всех остальных, в руке книга, только она поменьше и полегче, чем книги старших, — такая специальная книга для грудных детей. Другой ручкой он сжимает бутылочку с детской смесью, поскольку его задача, к которой он относится исключительно серьезно, состоит в том, чтобы хорошенько питаться, — он должен вырасти большим и сильным, чтобы впоследствии читать книги побольше и потяжелее. Но, если быть точным, то, что он держит в руке, собственно говоря, не совсем его бутылочка, а скорее пузырек чернил. Но малыш, слава богу, не пьет из него, а только время от времени выплескивает несколько капель себе на голову. Это ему ничуть не мешает, и лишь когда жирная чернильная клякса наконец падает на страницу, которую он в данный момент пробегает глазами, карапуз начинает требовать (а я надеюсь, никто не сомневается в том, что наше ученое дитя умеет разговаривать):

— Зажгите же кто-нибудь свет! Стало так темно, что даже слов не разобрать!

Задача нашей кошки, как и большинства кошек во всем мире, — ловить мышей. Это ее основное ремесло, поэтому она нередко часами просиживает возле мышиной норы в кладовке, за платяным шкафом слева. Само собой, в лапках у нее тоже маленькая книга. Как же еще коротать время в засаде, если не читать! (А тот, кто верит, что кошка умеет читать, не станет удивляться тому, что она умеет и говорить.) Так вот, как уже было сказано, сидит она перед мышиной норой. Но, если быть точным, это, собственно, не совсем нора. Потому что, пока наша кошка углубилась в книгу, мыши развернули ее на 90 градусов и отодвинули чуточку в сторону, так что сидит она теперь возле штепсельной розетки. Время от времени она, как и положено, запускает в нее коготки, и тогда из хвоста у нее сыпятся искры.

— Ну и ну! — испуганно вскрикивает кошка. — Вот это книга! Какой накал страстей!

Наша древесная лягушка сидит, скажем, в своей лягушачьей стеклянной банке. У нее ответственная должность: она предсказывает погоду, перемещаясь по лесенке вверх и вниз.

И она исключительно добросовестно исполняла бы свои обязанности, если бы не читала, так как у нас, само собой разумеется, даже древесная лягушка имеет свою собственную водостойкую лягушачью книгу размером с почтовую марку. (О том, что земноводное, способное читать, умеет также и разговаривать, даже упоминать не стоит.) Только вот обстоятельства в данный момент таковы, что наша лягушка читает, не отрываясь от книги ни на минуту, из-за чего не уделяет должного внимания своей основной работе. Впрочем, порой ее начинают мучить угрызения совести, и она вспоминает о деле. Чтобы продемонстрировать чистоту своих помыслов и усердие, она внезапно срывается с места, не выпуская книжицу из влажной лапки, и спешно взбирается по лесенке. Или столь же торопливо спускается. Последнее, если быть точным, вовсе не означает, что она прыгает со ступеньки на ступеньку, — нет, она делает шаг в пустоту и стремительно соскальзывает вниз, производя при этом изрядный грохот.

— Если я правильно расцениваю свое поведение, — квакает она затем, потирая зеленую поясницу, — ожидается резкая перемена погоды!

Единственный в нашей семье, кто не умеет читать, это, как ни странно, книжный червь, который живет в восьмом томе энциклопедии Брокгауза. Нет-нет, повторяю, он при этом не умеет читать. Книги он рассматривает исключительно с точки зрения их съедобности. Поэтому его суждения о «хорошем» или «плохом» вкусе, по крайней мере в отношении книг, имеют весьма ограниченную ценность. Да, впрочем, мы и не считаем --">