Жюль Верн - Жангада. Школа робинзонов

Жюль Верн
Жангада. Школа робинзонов

Жангада

Часть первая

Глава I. Лесной стражник

СГУЧПВЭЛЛЗИРТЕПНДНФГИНБОРГЙУГЛЧДКОТХЖ

ГУУМЗДХРЪСГСЮДТПЪАРВЙГГИЩВЧЭЕЦСТУЖВСЕВ

ХАХЯФБЬБЕ'ГФЗСЭФТХЖЗБЗЪГФБЩИXXРИПЖТЗВТ

ЖЙТГОЙБНТФФЕОИХТТЕГИИОКЗПТФЛЕУГСФИПТЬ

МОФОКСХМГБТЖФЫГУЧОЮНФНШЭГЭЛЛШРУДЕНКО

ЛГГНСБКССЕУПНФЦЕЕЕГГСЖНОЕЫИОНРСИТКЦЬЕД

БУБТЕТЛОТБФЦСБЮЙПМПЗТЖПТУФКДГ

На плотном, слегка пожелтевшем листе бумаги насчитывалось около сотни таких строк. Человек, державший его в руках, еще раз перечитал написанное и глубоко задумался.

В Бразилии середины 19 столетия еще действовали отряды лесных стражников — так называли агентов полиции, разыскивавших беглых негров. Эту должность установили в 1722 году, а в 1852 году, к началу действия нашей повести, негры уже имели право на выкуп, а их дети рождались свободными. Но рабство еще сохранялось, а следовательно, и нужда в стражниках. И раньше этим промыслом занимались по большей части разные отщепенцы и авантюристы из вольноотпущенников. Теперь же, когда вознаграждение за поимку чернокожего заметно снизилось, малопочтенная лесная полиция и вовсе формировалась из последних отбросов общества. В одном из таких отрядов состоял обладатель тайнописи.

Торрес — так его звали — не принадлежал ни к мулатам, ни к метисам^[1], ни к бродягам без роду без племени, как большинство его сотоварищей. Он был белым, родившимся в Бразилии, и даже получил кое-какое образование, чего, впрочем, не требовало его презренное ремесло.

Лет тридцати, среднего росту, крепкого сложения, с резкими чертами обожженного тропическим солнцем лица, с бородой — таков в общих чертах портрет Торреса. Глубоко сидящие под сросшимися бровями глаза бросали быстрые и холодные взгляды, выдававшие, казалось, врожденную злость.

Как и у всех его собратьев, одежда Торреса выглядела неказисто: широкополая кожаная шляпа, грубошерстные штаны, заправленные в высокие сапоги, на плечах порыжелое от непогоды пончо^[2], скрывавшее плачевное состояние куртки и жилета.

Сейчас на нем не было ни ружья, ни пистолета, только за поясом «маншетта» да длинный охотничий нож, похожий на саблю. Еще у Торреса имелась «эншада» — нечто вроде мотыги, обычно употребляемой для ловли броненосцев^[3] и агути^[4], которые во множестве водятся в лесистых верховьях Амазонки^[5] (где крупных хищников почти не встречается).

В тот день — четвертого мая 1852 года — бородач был поглощен чтением необычного документа. Ничто не могло отвлечь Торреса от его занятия: ни громкие вопли обезьян-ревунов, которые Сент-Илер^[6] удачно сравнивал с гулкими ударами топора дровосека по ветвям деревьев; ни сухое потрескивание колец гремучей змеи, редко, правда, нападающей на человека, но чрезвычайно ядовитой; ни пронзительный крик рогатой жабы, по своему уродству занимающей первое место в классе земноводных; ни даже громкое басовитое кваканье древесной лягушки, которая хоть и неспособна тягаться с волом величиной, зато может сравниться с ним силой голоса.

Торрес не слышал разноголосого гомона обитателей лесов Нового Света. Он сидел под могучим железным деревом, с темной корой. Индейцы используют его для изготовления оружия и орудий труда. Занятый своими мыслями, лесной стражник сосредоточенно рассматривал шифрованный документ, и лицо его кривилось в злобной усмешке.

Не удержавшись, Торрес пробормотал вполголоса несколько слов, которые здесь, в диком уголке девственного леса, все равно никто не мог бы подслушать, а услыхав, не мог бы понять.

— Да, — сказал он, — всего какая-нибудь сотня четко выписанных строк, а между тем я знаю человека, для которого в них заключен вопрос жизни и смерти! А за жизнь платят дорого!

Он кинул на бумагу алчный взгляд.

— Если взять всего лишь по рейсу ^[7] за каждое слово одной только последней фразы, и то уже получится кругленькая сумма! Эта запись дорогого стоит — в ней --">