Светлана Турмова - Теремок. Новая глава

сердитые ели. Кроме них больше ничего не просматривалось, и казалось, будто за бордовым профлистом действительно прописалась осень. Именно она ждет писем, затем и выставила на показ почтовый ящик. Интересно, о чем можно написать осени? Подумав об этом, Маша тихонько засмеялась, прижала куклу к себе покрепче и повернула ручку калитки…

…та подалсь с готовностью, точно ждала. Маша шагнула за нее и почти слетела по склону, затормозив только у самого крылечка. Вблизи домик показался ей еще более похожим на Теремок: в резном узоре угадывались не просто фигуры, а силуэты русалок, змеев и разных животных. Одна стенка сплошь заросла диким виноградом, раскрашенным художницей-осенью в багряные оттенки. Конек под крышей изображал самую настоящую конскую голову, а перила крылечка и вовсе оказались коваными, с красивыми завитушками. Вот только все это было очень неухоженным — краска поблекла и облупилась, деревянные ступени растрескались и просели, по каменному фундаменту длинными ломаными червяками ползли темные трещины.

Маша оглянулась: дорожка к Теремку заросла травой, все еще яркой. Рассыпанные по ней красные и желтые сердцеобразные листочки напомнили рыбок в аквариуме и будто бы плыли вверх по течению реки.

Что-то скрипнуло. Маша пошла на звук и обнаружила с торца дома земляной погреб. Крышка была откинута, а из отверстия торчали плечи и голова. Плечи были худенькие, хрупкие, укутанные в серый пуховой платок. Голова же с узким маленьким личиком повернулась в сторону незваной гостьи. Забывшая дышать Маша завороженно рассматривала треугольный остренький подбородок с торчащими жесткими волосками, быстрые бегающие серые глазки, посаженные почти впритык к постоянно шмыгающему носу.

— Мышка-норушка, — ахнула девочка.

— Чего? Какая еще мышка? Марья Ивановна я! — Возмутилась торчащая из погреба женщина. По машинным меркам совсем старенькая, как бабушка, а голос у нее тонюсенький, кукольно-писклявый.

— Здравствуйте, — обрадовалась девочка. — А я тоже Марья! Ну, то есть еще пока Маша!

— Ну и чего ты зазря улыбаешься, Покамаша? — Нахмурилась старушка. — Помогай, раз пришла!

Ее как будто совершенно не удивило появление незнакомой девочки. Марья Ивановна сунула Маше в руки банку вишневого варенья, холщовый мешочек с сухариками, коробку кускового сахара и в нагрузку хотела всучить еще и меда.

— Я же столько не удержу! Тяжело! — Пожаловалась девочка, пытаясь не уронить свою куклу.

— А ты постарайся, — не сжалилась старушка. — Жизнь — это тебе не качели-карусели-мороженое, еще и не такое таскать придется. Привыкай!

Кое-как Маша доволокла поклажу до крыльца, где ее встретила невысокая пухленькая миловидная дама в зеленой кофте и такой же юбке до пят. Ее белокурые очень длинные волосы, разделенные на две косы, закручивались баранчиками по обе стороны пробора и походили на рукотворный кокошник. Глаза, тоже зеленые, распахнулись в изумлении:

— Марьюшка, что ж ты делаешь! Зачем нагрузила малышку, как верблюда? У нее горб вырастет! Даже два!

Маша хихикнула и чуть не выпустила сухари. Благо, женщина подоспела на помощь и избавила ее от ноши.

— Не сломалась бы, — недовольно пискнула Марья Ивановна. — Тебя ж не дождалась, пришлось использовать, что появилось.

— Я принимала ванну, если ты не знала — заметила «зеленая» женщина.

— Как не узнать, Василинушка! Ты ж как в воду заберешься — так и расквакаешься. Не пойму только, зачем. У лягушек на болоте голос и то получше твоего!

— Я не квакаю, а пою. И, по-моему, выходит очень неплохо, — поджала пухлые широкие губы Василина, но, переведя взгляд на гостью, улыбнулась. — Ты не обращай внимания. Мы это любя. Хочешь чаю с нами попить?

— Да, очень! Спасибо! — На одном дыхании выпалила Маша, подумав, что это, наверно, лягушка-квакушка. Она понравилась девочке больше ворчливой «мышки».

— Вот и славно, пока будем готовить чаепитие, Ларисонька как раз подоспеет.

Марья Ивановна, бурча что-то под нос, преодолела крыльцо. Маша поднялась следом, и ей почудилось, будто на сей раз от «мышкиных» щедрот перепало неведомой Ларисоньке.

***

Снедаемая любопытством девочка тенью шествовала за Марьей Ивановной.

Снизу доносились знакомые кухонные звуки: плеск воды, треньканье посуды, перезвон ложек. К ним присоединялся еще голос Василины, выводивший «Ми-и-мо са-а-да го-о-родско-о-го». Марья Ивановна поморщилась:

--">