Беатриче Мазини - История Мэй. Маленькой Женщины

посередке они были бы еще вкуснее. Но яйца мы тут не едим. Пусть лучше из них вылупляются цыплята.

Кстати, Табби и Джинджер стали настоящими маленькими пумами. Они лазают по деревьям фруктового сада и подстерегают ящериц. Я объясняю им, что отрывать хвосты – не по-христиански; пока что это единственное, в чем они грешны, но боюсь, когда-нибудь они совсем одичают и будут вытворять вещи и похуже, если мне не удастся их обратить. Матушка говорит, природа по сути своей не добрая. А отец – что каждое создание можно чему-то научить. Я больше верю ему: уж как-нибудь я смогу научить двух кошек быть добрее.

Я хочу завести летучую мышь. Они, конечно, немного противные, но в чем-то даже красивые, похожи на мышей с крыльями. Помнишь, как мы завидовали Сэму Боттому и его белой мыши? Когда у меня будет своя летучая мышь, я научу ее вить гнездо в кустиках искусственной земляники на моей шляпке, и все дамы в церкви тоже захотят такую и перестанут так странно на нас коситься. Дело в том, что деревенские жители ненавидят все новое и непривычное, а мы для них очень непривычные. Но ведь мы живем достаточно далеко от деревни, так что можно вообще не обращать на нас внимания.

Матушка обещала мне на день рождения новое платье. Отец наверняка будет против, скажет, что оно мне ни к чему, мол, я и так хороша; но мать шьет его тайком, оно должно выйти очень красивым: в белую и красную полоску, как карамельная тросточка, – я выйду в нем на веранду, и у всех дух захватит от восторга, даже у Прекрасного Господина, тогда отец ни за что не отошлет меня наверх переодеваться. Это будет чудесный день рождения, я уверена.

Эйприл передает тебе привет и засушенную стрекозу, которую я вложила в конверт. Не бойся ее, не будь как городские девчонки. Это просто крохотное создание, которое больше не летает. Раньше она была очень красивой. А если посмотреть на нее против света, она все еще переливается всеми цветами радуги.

Джун научилась ходить. Она такая очаровательная: сплошные локоны да ямочки. И ей еще хожу за ним специально на соседнюю ферму, по дороге домой отпиваю глоточек – никто не заметит. Хотя я могу обойтись и без молока. Пожалуй, я его даже не очень люблю. Отец говорит, что вода полезнее для здоровья, к тому же это дар небес, мы должны ценить его и восхвалять. Я и ценю воду, но еще я ценила нашу дорогую Росс. Расставаться с ней было настоящей мукой. Уверяю тебя, она все понимала, не хуже собаки.

Как я соскучилась, Марта! Как мне хотелось бы поскорее увидеться! Может, мы приедем в город на ярмарку, и снова обнимемся, и отправимся за яблоками в карамели, и станем опять беззаботными подружками.

Умоляю, не променяй меня ни на кого!

Любящая тебя,

Мэй

Мэй научилась врать так ловко, что даже не заметно, где кончается правда и начинается все остальное. Порой проскальзывают очень искренние слова, как, например, эти строчки о Росс: но Марте этого не понять, вряд ли она представляет, как можно привязаться к корове, такой грязной, страшной и вонючей, с огромными неподвижными глазами. Ложь доставляет больше радости, потому что пока ты ее изобретаешь, на секунду сам веришь, что это правда, и кажется, что все по-другому, все возможно. Мэй перечитывает письмо и думает, не зачеркнуть ли кое-что, но выйдет неаккуратно и грязно – да и жалко вымарывать. В красную и белую полоску, как карамельная тросточка, – надо же было такое написать! Когда она вспоминает Бостон, ей уже кажется, что это был сон: подумать только, тогда она была счастливой обладательницей пары зеленых сапожек. Зеленых! Она их носила до последнего, поджимая пальцы ног, – которые тем временем росли и росли, как это часто бывает, – чтобы насладиться сапожками еще денек-другой, и только когда они чуть не лопались по швам, мать отдала их беднякам, поскольку в семье на тот момент донашивать их было некому. Но то были совсем другие времена: тогда еще отец был уважаемым учителем – преподавал в школе, которую сам и открыл. А теперь никакого нового платья. Деревенские мальчишки, когда она проходит мимо, пихают друг друга в бок и корчатся от смеха: они обзывают ее девочкой в мешке или пилигримкой. Они никогда к ней не привыкнут. Может, даже лучше, что Марта этого не видит и представляет ее себе такой, как раньше.

К счастью, есть еще перо, бумага и чернила. Отец может --">