Сергей Тимофеевич Григорьев - Иегудиил Хламида

Ворона испуганно каркнула и улетела.

Вслед за Санькой вниз к Волге по Заводской улице кинулись воробьиной стаей мальчишки с криком и свистом. Видя, что их не догнать, городовой отер пот с лица цветным сарпинковым платком и вернулся на свой пост к губернаторскому подъезду.

Серая утица

В то самое время, когда Иегудиил Хламида только еще вступил на серую полянку, чтобы развести там костерчик, в редакции «Самарской газеты» начался давно небывалый переполох. В кабинете редактора-издателя Семена Ивановича Костерина зазвенел телефон. Он звонил пронзительно и долго. Наконец Семен Иванович взял трубку, и из редакции, преклоня ухо к двери, репортер Рогозов услышал глухо, но ясно слова:

— Слушаюсь, ваше превосходительство.

Семен Иванович положил трубку и прошел в редакцию. Его там ждали. Секретарь редакции Алексей Алексеевич сидел за своим рабочим столом в серой «крылатке», какие в те годы носили вместо летнего пальто почтенные люди, уже отбывшие сибирскую ссылку и после возвращения оттуда гласный надзор, а ныне живущие под негласным надзором полиции.

— Ну что? О н звонил? — спросил Алексей Алексеевич.

— О н. Он велел мне сейчас явиться… Чего вы там опять? Опять, чай, нахламил ваш любимый Хламида?

— Да нет, Семен Иваныч. Хламида еще и не был. Он еще только будет писать на злобу дня.

— Ну, все равно. Идите-ка к нему вы!

— Я? — всплеснул секретарь редакции серыми крыльями.

— Кто же еще? Вы там что-то написали, а что, я не знаю… Идите-ка, дорогой мой, идите.

— Когда?

— Он говорил — немедленно!

— Немедленно?!

Алексей Алексеевич встал и серой утицей выкатился на улицу.

Прекрасное стихотворение

Вице-губернатор встретил Алексея Алексеевича приветливо. Встал навстречу и, сняв «рабочую рукавицу», протянул гостю несколько вспотевшую руку.

— Ах, это вы? Прошу садиться, господин Дробыш-Дробышевский. А что же Костерин? Я звал его.

Алексей Алексеевич сказал:

— Он передоверяет мне. Фактически газету веду я.

— Вы? Вы? И что же получается?!

И Кондоиди протянул редактору гранку с зачеркнутой накрест «Песней о Соколе».

— Что это такое? Что это такое — спрашиваю я вас? Вас я спрашиваю, милостивый государь! — горяча себя нарочно, воскликнул вице-губернатор. Что это?

— Это стихотворение в прозе… Вернее, белые стихи без рифмы. Молодой, начинающий писатель. Талант! Прекрасное стихотворение! Вы сами с этим согласитесь.

— Прекрасное? Да, именно пре-красное. Красное чересчур, слишком. И вы думаете, я не понимаю? Да! И, знаете, ведь с болью, глубокой болью зачеркнул. Это не красные цензорские чернила, а кровь сердца…

— Да, жаль. Погибли стихи. И автор будет огорчен.

— Погибли? Почему погибли? Талант? Вы должны руководить молодыми дарованиями, направлять их, совращая с опасного пути. Нынешняя молодежь не знает края, как дети. Удержать ребенка, который беспечно подбежал на край пропасти, — вот ваша задача. А что сделали вы? Приложили вы руку, перо редактора к этому, например, стихотворению?

— Не посмел. Посмотрел бы я, что сделали бы вы, какое слово вы бы сами, Владимир Григорьевич, изменили… Это легко все-то зачеркнуть одним махом.

— Я? Я по цензурному уставу не имею права приписать ни одного слова, ни одной буквы! — павлиньим голосом закричал Кондоиди. — Я могу только зачеркнуть или разрешить… А вы — вы всё можете. Вы — редактор. Да вот, прошу…

Кондоиди вскочил с своего кресла и предложил его занять Алексею Алексеевичу. Тот занял предложенное ему место.

— Что же я могу сделать? — усмехнулся редактор. — Напишу: «Печатать все, цензор такой-то».

— Нет, нет! — весело приговаривал Кондоиди. — Кое-что. Так, слегка… Вы измените своей собственной рукой, и стихи увидят свет. Пожалуйста, читайте!

— «Песнь о Соколе», — уныло прочитал редактор.

— Да, «песнь» — ну, это слишком торжественно. Но почему о соколе? Что такое сокол?

— Птица. Хищная, но не очень крупная птица…

— Так. Но почему именно сокол, а не другая птица?

— «Песнь» — и вдруг о курице! Да еще белыми стихами в высоком стиле! А сокол, он… он что же? Так, бьет себе мелких пташек — воробьев, синиц, трясогузок… Мелких пташек, Владимир Григорьевич…

— Ну, пусть мелких, пусть. Мелких можно. Пусть будет «О соколе и уже». Читайте дальше.

Алексей Алексеевич читал строку за строкой унылым голосом, а вице-губернатор повторял --">