Ада Артемьевна Чумаченко - Город под дождем

Ада Артемьевна Чумаченко
Город под дождем

I. ТОМ, ФОМ И АРТЕМ

Артюша намазал клейстером все четыре угла своей бумажки и налепил ее на стенку. Потом прихлопнул ладонью, расправил, разгладил вздувшиеся складки и, отступив на шаг, посмотрел в кулак на свое произведение.

Лихунька, китайченок из прачешной «Свой труд», Артюшкин ровесник и самый большой друг, тоже отошел на шаг, тоже прищурился и тоже посмотрел в кулак на Артюшкино объявление.

- Хорошо?- спросил Артюшка.

- Хорошо! - ответил Лихунька и даже причмокнул от удовольствия.

А объявление и вправду было замечательное. Вокруг всего листа были нарисованы руки. Самые разные!- И черные, и белые, и желтые, и даже красные -такие красные, что сразу было видно, что это уж наверное руки не какого-нибудь простого мальчика, а настоящего чистокровного индейца, и все руки - черные, белые, желтые и красные-держали маленькие флажки. И все маленькие флажки переплетались между собой, а внутри в этой рамке разноцветными буквами были написаны слова:

Объявление Артюшка повесил на самом видном месте, как раз против докторовой двери, за которой жили доктор, его жена, две большие собаки и маленькая Кэтти со своим отцом, черным товарищем Томом,-тем самым Томом, который приехал в СССР из Америки и навсегда остался в Москве, в веселом белом доме на солнце.

- Кэтти, Катюшка! - крикнул Артюшка в щелочку и стукнул кулаком в медную докторову дощечку, прибитую на двери. - Катюшка! Иди говорить про собранье.

Но за дверью никто не ответил. Только разными голосами залаяли докторовы собаки.

- Хаф! Хаф! - лаяла одна, и сразу было слышно, что это лает толстая - мамаша.

- Гав! Гав! - лаяла другая, и каждому было понятно, что это лает тоненькая - дочка.

- Верно, еще из школы не пришла,- решил Лихунька и потянул Артюшку за рукав. - Пойдем вниз, будем ее у двери ждать… А ну-ка, кто скорее!

Внизу у двери было тепло и уютно. В углу выпирала серая гармоника отопленья и на всю лестницу от нее шло сухое тепло и пахло разогревшейся масляной краской. Сегодня топили в первый раз, да и то не по-настоящему, а чтобы узнать, не попортилось ли что-нибудь в трубах и всюду ли будет тепло от горячей булькающей воды.

Артюшка заглянул в отопленье, повертел какую-то ручку и, ставши на колени, подлез и дальше, чтобы посмотреть, все ли в исправности и снизу. Снизу тоже было все хорошо. Все трубы были горячие и по всем трубам шумела вода. Артюшка все же еще раз стукнул железкой по отопленью и крикнул вниз, в котельную, где работал дедушка Акиндин:

- Дедушка! Дедушка Акиндин! Все исправно. Я везде смотрел… И по всем трубам стучал… И все рычаги пробовал… Действует!..

Дверь в котельную сердито хлопнула, и дедушка Акиндин закричал снизу, размахивая руками:

- А ты не тронь! Не тронь!.. Кто тебя только просит, озорник ты этакий!.. Мало ты у нас за лето напортил. Кто стекло в двери высадил? Кто?..

- Я не о стекле, а об отопленьи говорил, - сердито ответил Артюшка.- Я думал, вы и вправду пробуете, исправно ли. Я и сказал, что исправно.- И, засопев от обиды, Артюшка вылез из-под отопленья.- Тоже выдумал старое вспоминать! - буркнул он Лихуньке и покачал головой.- О стекле вспомнил. А откуда он знает, что это я… Может и не я вовсе?

- Конечно, это, может, и не ты,- согласился, как всегда, Лихунька и посмотрел сбоку на разбитое стекло в двери.

На стекле из-под бумажной заплатки звездой разбегались трещинки. Еще недавно, еще совсем недавно, всего неделю тому назад, за этими трещинками была видна зеленая трава и красные листья кленов, и маленький кусочек синего неба с легким, легким, как бумажная лодочка, белым облаком. А сейчас там было темно и на мокрое крыльцо шлепал дождь - такой длинный, длинный, длинный, что, начавшись с самого утра он не кончался даже вечером.

Но Артюшка не смотрел ни на дождь, ни на стекло, ни на мокрые ступеньки крыльца.

Примостившись на лестнице, он вытащил из кармана еще одну бумажку и, развернув на коленях, с торжеством показал ее Лихуньке.

--">