Астрид Линдгрен - Собрание сочинений: В 6 т. Т. 6. Расмус-бродяга [Авт. сборник]

места.

Почему бык внезапно становится бешеным? Почему у Адама Энгельбректа сделалось такое дурное настроение в тот пасхальный день многомного лет тому назад? Этого никто никогда не узнает. Может, кто-либо из телят промычал ему какую-нибудь дерзость на своем телячьем языке, а может, коровы раздразнили его? Свенссон, во всяком случае, не мог понять, почему Адам Энгельбрект среди бела дня сорвался с привязи и помчался во весь опор, страшно топая, по узкому проходу в хлеву. Выражение глаз у него было таким ужасным, что Свенссон не посмел остановиться и спросить, может, Адам Энгельбрект чем-то недоволен? Вместо этого Свенссон с быстротой молнии выскочил из дверей хлева. За ним в диком бешенстве мчался Адам Энгельбрект.

Перед скотным двором была лужайка, окруженная забором. Свенссону удалось в последнюю минуту выскользнуть через калитку и запереть ее под носом разъяренного быка Адама Энгельбректа, который с явным удовольствием готовился вонзить рога в своего старого друга.

Как уже говорилось: был пасхальный день и во дворе сидел за столом хозяин с семьей; они спокойно завтракали, а потом собирались пойти в церковь. День стоял на редкость погожий, а малыши так радовались, быть может, не столько тому, что пойдут в церковь, сколько тому, что наденут новые сандалии, и еще тому, что светит солнце. А после обеда они задумали построить маленькую водяную мельницу в весеннем ручье, который течет в роще, где цветут подснежники. Но из этого ничего не вышло. Да, ничего не вышло, а все из-за Адама Энгельбректа.

Бешено мыча, бегал он взад-вперед по скотному двору. Свенссон, стоя у забора и все еще дрожа от страха, беспомощно смотрел на него. Вскоре собрались там все: хозяева и их маленькие дети, служанки, работники и статары^[4], чтобы посмотреть на беснующегося быка. А вскоре по всей округе распространилась весть: бык из Винеса вырвался на волю и носится, словно разъяренный лев, по холму, на котором стоит хлев. Отовсюду, изо всех крошечных лачуг и с торпов^[5] сбежались люди, чтобы принять участие в этом диковинном представлении. Все были очень оживлены в ожидании увлекательного зрелища, которое вносило такое разнообразие в длинный и тихий пасхальный день.

Калле из Бекторпа был одним из первых, кто примчался во всю прыть, так быстро, как только позволяли ему его тоненькие ноги семилетнего мальчишки. Да, он был маленький торпарский мальчишка из Смоланда, точь-в-точь такой же, как тысячи других, такой же сопливый, такой же голубоглазый, с такими же льняными волосами.

Уже битых два часа разгуливал Адам Энгельбрект на воле. И никто все еще не мог придумать, как заставить его прийти в себя и успокоиться. Хозяин решил подойти к нему на авось. Войдя прямо в калитку, он сделал несколько решительных шагов по направлению к быку. Ой, ой, этого ему ни в коем случае не следовало бы делать! Потому что Адам Энгельбрект надумал свирепствовать и буянить в этот пасхальный день и отступаться не желал. Наставив рога, он ринулся на хозяина, и не умей тот так хорошо бегать, неизвестно еще, чем бы все это кончилось. Теперь же в нарядных праздничных брюках хозяина зияла огромная дырка, появившаяся в тот самый миг, когда ему быстрым прыжком удалось вырваться через калитку. Зрители смотрели друг на друга и молча ухмылялись.

Дело было скверное! В хлеву начали мычать коровы. Настало время их доить. Но кто осмелится перейти площадку скотного двора и войти в хлев? Никто!

— Подумать только, а вдруг Адаму Энгельбректу вздумается разгуливать здесь и злиться вечно, всю нашу жизнь? — рассуждали малыши.

Грустная мысль пришла им в голову. Как тогда играть в прятки на скотном дворе зимой по вечерам?

Пасхальный день занялся всерьез, засияло солнце. Адам Энгельбрект был по-прежнему разъярен. Стоя у ограды, люди озабоченно держали совет. Может, подойти к быку с длинной палкой и крепко зацепиться за кольцо в его носу? Этого бешеного? Дальше ждать было нельзя. В хлеву мычали коровы, вымя у них было переполнено молоком.

Светило солнце, голубело небо, на березах появились первые мелкие кудрявые листочки, все было так приятно, как только может быть в пасхальный день в Смоланде. Но Адам Энгельбрект был по-прежнему разъярен.

На заборе сидел Калле, маленький сопливый торпарский мальчишка из Смоланда, всего семи лет от роду.

— Адам Энгельбрект, — сказал он, — иди сюда, я почешу тебя между рогами!

Сказал он это на смоландском --">