Константин Александрович Махров - Сердца первое волнение (Повесть, рассказы)

Константин Александрович Махров СЕРДЦА ПЕРВОЕ ВОЛНЕНИЕ

«Наклевывается что-то грандиозное…»

Класс бушевал…

Подумать только: пятнадцать двоек! Ни разу за все десять — простите — девять лет такого не бывало. А их учил Геннадий Лукич, учитель с многолетним стажем, прекраснейший, добрейший человек. Он никогда не выставлял такого астрономического количества отрицательных отметок. И вдруг эта тихая, эта мило робеющая Маргарита Михайловна, вчерашняя студентка, заявляет:

— Плохо. Вы как будто никогда не писали сочинений. Вы не умеете строить фразу.

Класс замер. А минуту спустя вспыхнуло возмущение. Уж на что Надя Грудцева, влюбившаяся в новенькую учительницу с первого дня, с замиранием сердца слушавшая каждое ее слово, и та надула губы, и у той в синих глазах заметались сердитые искры. В ее сочинении о Сатине и Луке насчитывалось двенадцать стилистических ошибок, и под ними притаилась хвостатая зверюга в виде цифры 2. Надя была в смятении: у нее всегда за сочинения были четверки.

Маргарита Михайловна потребовала, чтобы ребята дома проанализировали каждое подчеркнутое предложение, продумали, что в нем неправильно и как можно исправить.

В этот момент класс и забушевал.

— Не умеем! Не знаем! Нас этому не учили!

— Как не учили? А Геннадий Лукич?

— Ни разу! И все тридцать человек успевали.

Больше всех негодовала златоволосая Лорианна Грацианская:

— А почему у меня единица? «Духовный мир Насти устремлен к студенту с громадным револьвером Раулю»… Спрашивается: почему подчеркнули? Возмутительно! Одни подчеркушки! Геннадий Лукич никогда не подчеркивал.

— Не шумите. Я настаиваю, чтобы вы выполнили мои требования. Не сумеете сами — я помогу. Проведем занятия по стилистике.

— А! Дополнительные! Не останемся!

Перед юной учительницей был не класс, а бушующее море. Она не знала, что предпринять, чтобы всех успокоить.

— Так нельзя… Я требую… — пыталась она перекричать всех. — Завтра после уроков будем заниматься.

То было вчера. А сегодня эта тихая, легко смущающаяся учительница, миниатюрная, стройная девушка с большими грустными глазами, освещающими милое задумчивое лицо, говорила с неведомо откуда взявшейся твердостью в голосе:

— Начинаем занятие по стилистике. От этих занятий я никого не освобождаю.

— Тише! — требовала она, хотя в классе и без того было тихо. — Да, анализируйте и переделывайте каждое отмеченное предложение. — Знаете, по-флоберовски: «Ухаживайте за фразой до тех пор, пока она вам не улыбнется»…

— Совет полезный… — сыронизировал кто-то. — Учтем.

— Со стилем у вас провал. Мы будем заниматься стилистикой систематически, упражняться и упражняться…

— Чудесненько! Этого еще недоставало! Перегрузочку создавать! — все еще дула губки Лорианна Грацианская.

— Да, — стояла на своем Маргарита Михайловна. — Будем. Скажите, есть среди вас занимающиеся спортом?

— Есть. Вот Степа Холмогоров. Конькобежец. Первое место по городу держит.

— Скажите, Степан, как вы стали хорошим конькобежцем?

— Я? — Степан поднялся. — Не знаю. А… к чему этот вопрос?

Кажется, в этот момент Маргарита Михайловна впервые рассмотрела его как следует. Это был юноша среднего роста, худощавый, с небольшим лицом, казавшимся то суровым, то насмешливым, на котором кое-где были рябинки — следы давно перенесенной болезни. Но не все лицо, а в первую очередь глаза его, темно-серые, глядевшие внимательно, прямо, несколько испытующе, поразили ее.

— Вы много тренировались?

— Да, много.

— Благодарю вас; это я и хотела слышать; садитесь. А известно ли вам: чтобы овладеть скрипкой в совершенстве, Паганини — в детстве и в юношеские годы — упражнялся до изнеможения? Сам ставил перед собой задачи нечеловеческой трудности и преодолевал их? А как много работал над каждым предложением Горький! И вам, чтобы овладеть стилистикой, надо работать много и --">