Кейт Дуглас Уиггин - Ребекка с фермы «Солнечный ручей»

рукав почтальона и плачет, словно маленький ребенок.

— О, дядюшка Джерри! — говорила она с придыханиями. — Милый дядюшка Джерри! Как же все это было давно, сколько всего произошло, как мы с вами изменились. И столько еще всего предстоит, что мне страшно.

— Ну-ну, моя девочка! — стал успокаивать ее старик. — Мы снова одни в дилижансе и едем по той же старой дороге. Помнишь, как мы говорили обо всем, что видели?

Каждый отрезок этой дороги был хорошо знаком Ребекке и Джеремии Кобу — канал, мельница, красный сарай, дорожный указатель, утиный пруд, желтый песок на дне ручейка. И Ребекка перенеслась мысленно в тот давно минувший день, когда она сперва сидела позади и болтала ногами, потому что они не доставали до пола. Так отчетливо вспомнились и букет сирени, и розовый зонтик, и накрахмаленное ситцевое платье, и ненавистные уколы черно-желтых игл дикобраза.

Почти всю дорогу они молчали, но это молчание доставляло сладостный покой старику и молоденькой девушке.

Вот они увидели Абиджу Флэга, который чистил в сарае бобы. Потом промелькнул край белого платка в окне мансарды у Перкинсов. Это Эмма Джейн вывесила белый флажок в знак приветствия! А потом взвился дымок из печных труб. Как согревала ей сердце каждая из этих картин!

И вот они подъехали к кирпичному дому. Он был все таким же, хотя Ребекке показалось, что смерть набросила на него свой таинственный покров. Дилижанс обогнул лужайку, стройные вязы с желтой и шоколадной листвой, клумбы под окнами с яркими астрами и высокими штокрозами, дотянувшимися до самого подоконника.

— Остановите, дядюшка Джерри! Не заворачивайте за угол! Дайте мне сумку. Дальше я пойду сама. Подождите, пока я поднимусь на крыльцо, а потом уезжайте.

Однако тетя Джейн услышала шум и грохот дилижанса. Она уже стояла на крыльце, когда Ребекка затворяла за собой ворота. Тетя Джейн сильно изменилась — хрупкая, болезненная, совсем седая. Ребекка протянула руку, и пожилая женщина крепко пожала ее, как в тот день, когда открыла ребенку тайну своей любви и показала портрет погибшего жениха. И вновь, как тоща, тепло, энергия, жизнь перелились из молодого существа в старое.

— Ребекка, — сказала Джейн, приподнимая голову, — прежде чем ты к ней войдешь, скажи: ты еще испытываешь горечь из-за тех слов, что она тебе говорила?

В глазах Ребекки сверкнул укор, почти гнев.

— Тетя Джейн, как вы могли такое подумать? Я чувствую только благодарность, до краев переполняющую мое сердце!

— Она была хорошей женщиной, Ребекка. У нее был тяжелый характер и острый язык, но она всегда стремилась поступать по справедливости. И насколько хватало ее душевных сил, она делала добро. Сестра не говорила со мной об этом, но я уверена, что Миранда раскаялась за все недобрые слова, сказанные тебе. При жизни она не попросила у тебя прощения. Но, расставаясь с жизнью… сейчас ты узнаешь, какие испытывала чувства твоя умирающая тетя.

— Перед отъездом я ей сказала, что это она, как говорит мама, сделала меня.

— Тебя сделала, конечно, не Миранда, а прежде всего Господь Бог. И ты сама усердно помогала Ему в Его работе. Но она дала тебе необходимые средства, чтобы ты состоялась. И это тоже большой вклад, особенно если человек отказался ради этого от собственных удобств и удовольствий. А теперь я должна сообщить тебе еще кое-что, Ребекка. Все это тетя Миранда завещала тебе — кирпичный дом, все постройки, мебель. И всю эту землю — насколько охватывает взор.

Ребекка резким движением сорвала с головы шляпу и положила руку на сердце, как она обычно делала в минуты сильного волнения. Помолчав немного, девушка прошептала:

— Разреши мне побыть с ней наедине. Я должна ей сказать… Мне надо ее поблагодарить. Я верю, что она услышит, почувствует и поймет.

Джейн пошла на кухню, ее ждали необходимые дела, которые не отменяет смерть — даже в день своего прихода. Смерть ходит из дома в дом, принося горе и слезы, но оставшиеся в живых должны накрыть стол, вымыть посуду, застелить постели.

Через десять минут Ребекка, окончив обряд прощания, вышла из спальни, бледная и усталая, но сдержанная и торжественная. Она тихо сидела на крыльце, будто отгороженная от маленького мира Риверборо свесившимися ветвями вяза. Чувство великой благодарности и покоя охватывало ее, когда она смотрела на осенние деревья, прислушивалась к громыханию повозки на мосту и слышала шум реки, уносящей свои воды в океан. Нежно --">