Борис Потапович Павлов - Дорога к дому

Борис Потапович Павлов Дорога к дому

Стоило Валерке хоть на секунду закрыть глаза, как в памяти сразу вставали языки пламени и густой чёрный дым, поднимающийся высоко в небо.

Иногда Валерке казалось, что всё это — ужасный сон, что он сейчас проснётся и увидит отца — всегда весёлого, всегда улыбающегося, увидит мать, хлопочущую у печи, почувствует запах тёплого парного молока… Но тут же Валерка с тоской вспоминал, что отца уже не видел почти два года — с самого начала войны, а мать…

Что стало с матерью Валерке даже страшно было подумать! Ему вдруг захотелось громко заплакать, позвать маму и крепко прижаться к ней. Мама погладит Валерку по голове своими тёплыми сильными руками, и ему, как всегда в таких случаях, сразу станет весело, радостно, спокойно. Слёзы сами полились у Валерки из глаз, потекли по щекам, но он тут же вытер их рукавом и испуганно оглянулся на Машу. Сестрёнка спокойно спала на куче сухих листьев, заботливо собранных Валеркой. Вот так она спала и дома: свернувшись калачиком и положив под щёку свою маленькую розовую ладошку. Валерка встал, подошёл к сестрёнке и осторожно укрыл её своим пиджаком — солнце уже начало заходить, и в лесу становилось прохладно.

„Скоро стемнеет, и надо идти дальше”, — подумал Валерка, снова садясь на траву. Спать он не мог — мысли опять и опять возвращались к тому, что случилось сегодня утром.

…Мать поставила на стол котелок с картошкой — больше в доме ничего не было, даже соли. Но когда очень хочется есть — что может быть лучше картошки? А Валерка и Маша как раз очень хотели есть. Не дожидаясь, пока мать выложит картошку из чугунка, Маша протянула руку и вдруг, будто обжёгшись, отдёрнула её — на улице послышался громкий треск. Залаяла собака. Её голос заглушила короткая очередь автомата, и лай собаки тотчас же перешёл в жалобный визг.

Валерка сразу понял, что в деревню въехали мотоциклисты. Они уже приезжали в прошлом году — искали коммунистов. Потом фашисты уехали, оставив в деревне полицейских. И вот теперь опять явились. Валерка бросился к окну, но мать схватила его за руку и усадила на лавку. В ту же минуту широко распахнулась дверь, и в избу, высоко держа горящий факел, вбежал солдат. Валерка сразу заметил нашитый у него на рукаве череп.

— Партизан? — с порога закричал он, направляя на мать висевший на груди автомат.

— Да какие мы партизаны? Ведь вот дети… — начала было мать, но немец перебил её.

— Муж есть партизан! Все рус — партизан! Пошёль! — крикнул он, указывая автоматом на дверь. — Бистро!

— Бегите к дяде Коле, — шепнула мать, закрывая собой ребят и подталкивая их к двери.

Валерка вывел Машу на огороды и по ним — к большому оврагу, начинавшемуся сразу за деревней. Здесь Валерка на секунду остановился и оглянулся. Из окон и дверей избы валил густой дым. Схватив Машу за руку, Валерка бросился в овраг, заросший густой лещиной. Выбравшись на другую сторону, он снова обернулся. Над деревней полыхало пламя, и огненные языки лизали небо. Увидев пожар, Маша заплакала.

— Мама, мамочка, — повторяла она, вытирая слёзы, — я хочу к маме…

Валерка почувствовал, как противный комок подступает к горлу, но сдержался и ласково сказал:

— Ну что ты, Маша, совсем как маленькая! Ведь мама же велела нам идти к дяде Коле. Разве ты не слышала? И она туда придёт.

Ласковый голос брата успокоил девочку, и они, взявшись за руки, пошли по тропинке к деревне, где жил дядя Коля. До деревни было недалеко, но ребята так и не дошли до неё: ещё издали они увидели клубы чёрного дыма, поднимавшиеся над лесом.

— Там тоже пожар? — испуганно спросила Маша. Валерка ничего не ответил. Крепко сжав руку сестрёнки, он круто свернул с тропинки и остановился.

— Я к маме хочу! — заплакала Маша.

— Садись и молчи! — строго сказал Валерка, и Маша сразу затихла.

„Что теперь делать? Куда идти?” — --">