Иван Киреевич Серков - Мы с Санькой в тылу врага

Иван Киреевич Серков Мы с Санькой в тылу врага

1. СТАРАЯ ШКОЛА

Недавно у нас начали строить новую кирпичную школу. Место для нее выбрали красивое, высокое — на площади за бывшей церковью, в которой теперь клуб. Наша учительница Антонина Александровна говорит, что осенью мы пойдем уже в новую школу, в четвертый класс.

А пока мы учимся в старой и заканчиваем третий. Старая школа — это почерневшее от времени деревянное строение на высоком фундаменте. Когда-то крепкие, смолистые бревна стен потрескались, местами поросли мхом. Лишь отремонтированная недавно жестяная крыша в солнечные дни весело поблескивает новыми цинковыми заплатами.

Возле школы выстроились в ряд седые, отжившие свой век тополя. Кору с них мы давно ободрали на кораблики, и деревья светят голыми боками. На самой высокой сухой верхушке поселились аисты. Неподалеку от их гнезда всегда чирикают задиристые воробьи.

Мой отец рассказывал, что прежде, еще до революции, когда он сам был учеником, в нашей школе размещалась волость. А бабушка так и сейчас еще школу называет волостью. Придет из колхоза домой на обед и начинает:

— Встретила это я ноне возле волости Агату, ту, что за Халимоном…

— Возле школы, баб, — поправляю я.

А она только отмахивается:

— Отцепись, смола! Вот я тебя вышколю…

И снова за свое: волость да волость.

Что такое волость, я уже хорошо знаю — от стариков слыхал. Там сидели волостной старшина и писарь. Они как-то тянули из людей жилы и куда-то уводили их коров. А еще в волости сидел полицейский пристав. Усатый такой, с саблей и плеткой. Он сек мужиков розгами и сажал их в холодную.

Та холодная есть и сейчас. Она находится прямо под окнами учительской. Это большущий каменный подвал с тяжелой дубовой дверью, на которой всегда висит ржавый замок. Часто на переменах мы, мальчишки из третьего «Б», спускаемся по стертым кирпичным ступеням к этой двери и дергаем замок — вдруг отомкнётся? Замок не отмыкается. Тогда мы по очереди заглядываем в щель меж досок, покрытых зеленоватой плесенью. За дверью темно, хоть глаз выколи, оттуда несет сыростью и перекисшей капустой. Но каждый из нас что-то видит в этом мраке, и каждый — свое.

— С-с-скелет, — таинственным шепотом сообщает Коля Бурец, смуглый, с бойкими, как у цыганенка, глазами. Его дразнят Храбрый заяц. И кличка эта прилипла к нему не случайно. Однажды на уроке Колю вызвали читать. Он откашлялся и начал:

— «Храбрый заяц». Кхм. Жил в лесу заяц, и всего он боя…

Как раз тут от потолка отвалился кусок штукатурки и упал прямо перед ним. Весь класс засмеялся, а Коля заплакал. И стал заикаться. С тех пор и носит он свою кличку.

После Коли к двери прилипает Санька. Он смотрит долго и внимательно, заслоняясь от света руками. Мы стоим, затаив дыхание, и ждем, что он скажет. Мне кажется, что Санька забыл про меня: вот-вот прозвенит звонок и придется бежать в класс, не поглядев в щель. Наконец и Санька нагляделся.

— Скелет-драндулет, — насмешливо проговорил он и авторитетно добавил: — Цепи там, вот…

Теперь пришла моя очередь. Сколько я ни всматривался, ни скелета, ни цепей не увидел. И все же, чтобы не отстать от других, заявил:

— Ага, вижу…

И мы помчались в класс.

А после уроков снова собрались возле холодной. На этот раз нам повезло: дверь таинственного подвала была распахнута во всю ширь. Кто ее отворил, мы не знали, видели только, как школьная уборщица тетя Марья волокла через дорогу какую-то кадку к колодцу. Мы, словно кочаны, скатились по каменным ступеням. Санька первым шмыгнул в черный проем двери. Спустя минуту внизу что-то загремело, и вслед за этим послышался приглушенный Санькин голос:

— У, черт… нагородили тут!..

За Санькой полез я, а потом и Коля Бурец. Оказалось, что за дверью было еще несколько цементных ступенек, которых Санька в темноте не разглядел. Теперь он стоял возле перевернутого корыта и смущенно потирал лоб. У него всегда так: не успеет одна шишка сойти — набьет новую. Представить себе Саньку без шишки на лбу просто невозможно.

Ничего страшного в холодной мы не --">