Юрий Николаевич Сенчуров - Утренька

УТРЕНЬКА

Почему девочку звали Утренькой и как она оказалась совсем одна на морском острове, рассказать придётся потом… Очень ей страшно сейчас и совсем непонятно, откуда поднялся ветер—будто налетела на остров огромная, злая птица, шумно захлопала крыльями, закрыла собой солнце. И потемнело, грозно нахмурилось море.

А совсем недавно было вокруг так хорошо, как будто был праздник. Сверкая белыми крыльями, весело носились вдоль берега чайки. Белыми лебедями отражались в зеркальной глади ласкового моря облака.

А небо!.. Живя в городе, Утренька видела небо лишь над улицами и потому не знала, что оно такое большое. Как ни раскрывай теперь глаза — не увидишь его всё сразу.

Правда, сам остров крохотный, Утренька даже представляла его себе кораблём. Конечно, капитаном она была сама.

Но это мальчишки могут воображать себя капитанами весь день. Утреньку вскоре занимало уже что-нибудь другое… Легконогая, тоненькая, как плотвичка, она то спускалась к причальной площадке и вглядывалась в пенистые волны, то вновь, отстучав своими красными «босотапками» вверх по ступеням, бежала к маячной башне.

Внутри башни была лестница. Она так круто вилась вверх, что только успевай на ней доворачиваться, даже голова начинала кружиться. Но Утренька взбегала быстро.

И только на галерее, как называл дедушка круговой балкон, замирала надолго: такое большое распахивалось отсюда море. Трудно было разглядеть, где оно кончается: море так незаметно сливалось с небесной голубизной, что казалось, будто далёкие корабли вплывают прямо в небо.

Дедушка работал смотрителем маяка и не должен был покидать остров.

Но ещё утром капитан катера, на котором им два раза в неделю доставляли еду, пресную воду и письма от мамы, сказал, что сегодня в посёлке Рыбачьем будут хоронить очень заслуженного человека, и когда назвал его фамилию — лицо дедушки стало белее рубахи…

Оказалось, что дедушка дружил с этим человеком, и давно дружил — ещё когда были они оба мальчишками.

Катер поплыл дальше, а дедушка долго вглядывался в море, надеясь увидеть знакомых рыбаков и попросить их побыть на острове.

Правда, маяк в такую солнечную погоду не нужен. Но дедушка думал не только о маяке… Даже в дневное время боялся он оставить её здесь одну. Но и с собой взять отказался — не на прогулку едет…

И тогда Утренька обиделась: неужели дедушка до сих пор считает её маленькой? Так вокруг светло и хорошо, что хотя бы и целый день пробудет она одна на острове — чего ей бояться!

…И до тех пор, пока с башни была видна большая земля и посёлок Рыбачий и светило над головой солнце, Утреньке было хорошо.

Но вот последнее в небе окошко, сквозь которое ещё пробивались солнечные лучи, задёрнулось облаком, и берег стал еле виден.

Вот тогда Утренька и ощутила свою одинокость среди сердитого, взлохмаченного моря.

До посёлка Рыбачий плыть на моторной лодке меньше часа, но Утренька не заметила по часам-ходикам, когда уплыл дедушка, ей казалось, давным-давно. Неотрывно вглядывалась она в тонущий среди ненастья берег. А вот поднялась вдали большая волна и смыла тонкую, как нить, полоску земли.

И тотчас огненная молния словно развалила небо надвое: оно треснуло оглушительно. Утренька испугалась и побежала вниз, в жилую комнату.

Здесь всё по-старому: стучат в тишине ходики и даже не шелохнётся на окне белая занавеска. Не то что снаружи, где ветер, обтекая круглую башню маяка, мчится с дикой силой и, срываясь с острова в море, гонит тяжёлые волны.

«А дедушка… — с тревогой подумала Утренька, — обратно-то как он поплывёт?» — Она будто увидела такую маленькую среди огромных волн лодку, и ей стало страшно за деда. А потом и за себя…

Может, правильно ребята во дворе называли её трусихой? Ой, как она обижалась! Если бы так обозвал её сейчас даже Федя Леонтьев — вот обрадовалась бы она ему! Но Федя далеко и, наверное, дразнит теперь во дворе Зойку. Ну и пусть, всё равно он уже проговорился, что Зойка не такая красивая…