Валентин Михайлович Ховенко - Сыщик с плохим характером

зарыдала:

— Да-а! Сережка сказал, милиция предупредила: такие кражи практически не раскрываются.

— Дурак твой Сережка! — заметил я, понимая, что все правильно: маршальская звезда накрылась медным тазом.

— Что же мне теперь делать, Ши-ря-ев?

Светкины рыдания рвали мне душу, и я вдруг ляпнул:

— Я сам отыщу тебе ее!

— Кого? — удивилась Алябьева, внезапно перестав плакать.

— Звезду.

Она отстранилась и недоверчиво посмотрела на меня.

— Каким образом, Дима?

— Пока не знаю, — честно признался я. — Но найду!

Дома я понял, что погорячился. Как искать эту чертову звезду, было совершенно непонятно.

Главное, нельзя было посоветоваться с Юркой, братом-десятиклассником, умотавшим в субботу на сборы в Саратов. В прошлом году брат выполнил норму кандидата в мастера спорта и заявил перед отъездом, что чувствует: вот-вот он поплывет на мастера.

Порывшись в Юркином столе, я нашел старый цейсовский бинокль, к которому, разумеется, мне строго-настрого запрещалось прикасаться.

Кривулин жил в том же доме, что и Светка, на последнем этаже.

Я навел окуляры на Сережкино окно. Разбитое стекло уже успели заменить: новенькая створка выгодно отличалась от прочих чистотой и прозрачностью.

Переводя бинокль на крышу, я увидел обшарпанную будку слухового окна. Будка стояла совсем близко к краю, чем, вероятно, и воспользовался грабитель. Веревки уже не было: то ли унес с собой вор, то ли смотал следователь, чтобы отправить в криминалистическую лабораторию.

Я вернулся к окну. На подоконнике торчал из горшка какой-то цветок, лежала неслабая стопка книг и в самом углу виделось что-то желтое. Я не сразу сообразил, что это Сережкино плечо в майке. Красавчик сидел за столом и усердно, как дятел, зубрил что-то перед школой. Пару хочет исправить, с невольным сочувствием подумал я.

Я решил узнать у него подробности кражи. Но кривулинского телефона у меня не было. Я звякнул Федьке Маслову.

Кто-нибудь другой сразу бы насторожился: мол, зачем это ему телефон соперника? Но Федька, хоть и был моим лучшим другом, благополучно проморгал Светкино предательство. Маслов, святая простота, все это время продолжал считать, будто я и Алябьева по-прежнему вместе.

Если я говорил, что вечером занят и не смогу зайти к нему на новую компьютерную игру, толстяк в ответ вздыхал, но его добрые наивные глаза прямо-таки лопались от понимания.

Федька без звука дал Сережкин номер.

Набирая Кривулина, я еще не знал, как подкачусь. Но, когда трубка откликнулась Сережкиным голосом, меня осенило.

— Привет, Крива! — сказал я. — Это Шира.

— Ира? — не расслышал он. — Какая Ира?

— Шира, а не Ира! Ширяев Дима из шестого «А». Слушай, тебе случайно не нужна новая французская «косуха». Стас, дружбан Юркин, сдает по дешевке.

Он ответил, что ему сейчас не до курток. Может, я слыхал: их обокрали. Я не слыхал. Сережка стал рассказывать.

Оказывается, их грабанули, когда они всей семьей были на даче. Взяли лишь самое ценное: деньги, пару икон и «ювелирку». Прикинувшись чайником, я небрежно спросил, какую именно «ювелирку». Кривулин замялся. Разную, ответил он. Милиция считает: была наводка. Они всегда ездят на дачу по понедельникам, когда у отца в театре выходной. И кто-то определенно знал это.

Под конец он все-таки поинтересовался, почем сдают «косуху». Я нарочно выдал крутую цену. Красавчик ужаснулся, и мы расстались.

Итак, была наводка.

Чувствуя себя ловким сыщиком, который раскрутил недалекого, но ценного свидетеля, я уселся за стол и достал чистый лист бумаги. Нужно было составить список подозреваемых.

Минут через пять я скис.

Перебирая в уме тех, кто мог знать, что в ночь с понедельника на вторник Кривулиных не будет дома, я понял: знать мог каждый. Отваливая на дачу, Сережкина семья обычно долго усаживалась в раздолбанный зеленый «жигуль» с погнутым багажником на крыше. Как правило, в последний момент оказывалось, что они что-то забыли: то плед, то журнал, то минералку. И вся банда подробно и громко выясняла, кто виноват и кому придется подниматься наверх за оставленной вещью.

В курсе был весь двор. Только идиот не сумел бы к двум прибавить два и получить четыре.

Я вздохнул и стал собираться в школу.

На полпути, у ворот стадиона «Факел», меня вдруг как молнией ударило. Я подумал: а не сам ли красавчик спер драгоценную звезду? Неспроста же во всех детективных романах преступления --">