Игорь Александрович Минутко - Что там, за поворотом?

развалившаяся кирпичная стена, старые деревья, узкие проходы между металлическими и деревянными оградами; грачи перекликаются в густых высоких кронах; покосившиеся кресты на заброшенных могилах; памятники, обелиски со звездами; цветы.

На одной могиле ярко цвел куст шиповника. На чугунном кресте с затейливой резьбой было написано: «Помяни, Господи, во царствии своем». На обелиске большой портрет военного с погонами полковника. Высокий лоб, внимательные задумчивые глаза. Слова черными буквами: «Спасибо, что ты был. Безутешные жена, сын и дочь».

Говорить не хотелось. Витя украдкой посматривал на Катю: неузнаваемо изменилось ее лицо — оно стало серьезным, отрешенным, будто некая тайна открылась девочке среди могил.

Вовка тяготился в этом доме мертвых, даже, похоже, боялся чего-то: быстро оглядывался назад, вздрагивал, когда над головой начинали перекликаться грачи.

— Вот, — тихо сказала Катя. — Здесь они лежат.

Была аккуратная ограда, выкрашенная в синий цвет, широкая могила, обложенная со старанием дерном; росли на могиле маргаритки и анютины глазки. Лежала глыба черного мрамора, и на ее отполированной поверхности было написано золотыми буквами: «Анна Петровна Гурина. 1921 — 1943. Леночка Гурина. 1939 — 1943». У подножия гранитной глыбы лежали белые и красные розы.

— Уже кто-то приходил, — сказала Катя.

Вовка открыл дверцу. Ребята осторожно вошли, и Витя положил георгины рядом с розами.

Молча постояли у могилы, потупив головы.

— Пошли, да? — нарушил молчание Вовка.

— Вы идите, — сказал Витя, — а я еще немного побуду... здесь.

— Витя, можно я останусь с тобой? — робко спросила Катя.

— Нет, нет, идите! — нетерпеливо сказал Витя. — Прости, Катя. Я хочу... остаться тут один.

Вовка и Катя ушли. Катя несколько раз оглянулась, и на лице ее были удивление и обида. Но Витя ничего не заметил. Ему надо было подумать. Он испытал властную потребность в одиночестве. Здесь, на могиле жены и дочери Матвея Ивановича Гурина...

Кто-то из мудрых сказал: «Смотрю на могилы — думаю о живущих».

Да, это так. По тому, как умеем мы чтить память ушедших из нашей жизни, можно судить о нас самих. Разве не у великих или дорогих сердцу могил приходят к нам высокие благородные мысли о своем назначении? Разве не здесь ищем мы ответ на вопрос: «В чем смысл жизни?» Разве не здесь истоки преемственности поколений, когда мы говорим лежащему в земле: «Мы продолжим твое дело!»? И здесь же мы постигаем мудрость Природы, создавшей нас: у жизни есть предел на этой голубой и зеленой планете. Как же мы должны дорожить каждым днем бытия, сделать так, чтобы он был наполнен полезным делом. Конечно, мы никогда не успеем все, и поэтому надо сделать Главное. Да, это так: путь человеческий кончается здесь, для каждого из нас. Настанет время, и к нашим могилам придут люди — близкие, друзья, а может быть, и незнакомые люди. И важно, чтобы они пришли почтить нашу память не такими, как мы. Они должны быть лучше нас: добрее, щедрее, свободнее. Они должны быть счастливее нас. Вот для этого и стоит жить, в этом — наше Главное.

В тринадцать и четырнадцать лет не бойтесь кладбищ, не обходите их стороной. Побродите среди могил — к вам придут мысли, которые помогут жить, станут источником целенаправленной деятельности.

...Витя сидел на лавочке у могилы молодой женщины и четырехлетней девочки, расстрелянных фашистами, и думал. Нет, его мысли не приобрели четкости и стройности, не были сформулированы до конца — им был дан только толчок, только начало.

Но ведь и гигантский баобаб начинается с крохотного ростка...

И одна мысль Вити Сметанина была четкой и пронзительно ясной: «Папа и мама! Мои дорогие, мои любимые! Не умирайте! Живите как можно дольше. Пожалуйста!..»

— Витя, пойдем, а?

Оказывается, Катя тоже была здесь, стояла у ограды, за спиной Вити. И тоже думала.

Витя поднялся, и они пошли тихо и осторожно по узкой тропинке между могил, чтобы жить дальше.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ, в которой уже сам наш герой, Витя Сметанин, восклицает: „Эврика!“

Все-таки давайте еще раз заглянем в словарь иностранных слов. Читаем: «Эврика (гр. heureka) «я нашел» — восклицание, приписываемое греческому математику и механику Архимеду (287 — 212 до н. э.) при открытий им основного закона гидростатики...»

Итак, вот что принципиально важно — предмет находки. Ведь можно найти медный пятак и заорать на всю улицу: «Нашел!» Архимед нашел не ерунду какую-нибудь, а один из --">