Коллектив авторов - Вехи

class="book">представляется участникам книги внутренно ошибочной, т. е. противоречащей естеству

человеческого духа, и практически бесплодной, т. е. неспособной привести к той цели,

которую ставила себе сама интеллигенция, – к освобождению народа. В пределах этой

общей мысли между участниками нет разногласий. Исходя из нее, они с разных сторон

исследуют мировоззрение интеллигенции, и если в некоторых случаях, как, например, в

вопросе   о   ее   „религиозной»   природе,   между   ними   обнаруживается   кажущееся

противоречие, то оно происходит не от разномыслия в указанных основных положениях, а

оттого, что вопрос исследуется разными участниками в разных плоскостях.

Мы не судим прошлого, потому что нам ясна его историческая неизбежность, но мы

указываем, что путь, которым до сих пор шло общество, привел его в безвыходный тупик.

Наши   предостережения   не   новы:   то   же   самое   неустанно   твердили   от   Чаадаева   до

Соловьева и Толстого все наши глубочайшие мыслители. Их не слушали, интеллигенция

шла   мимо   них.   Может   быть,   теперь   разбуженная   великим   потрясением,   она   услышит

более слабые голоса.

Николай Александрович Бердяев

ФИЛОСОФСКАЯ ИСТИНА И ИНТЕЛЛИГЕНТСКАЯ ПРАВДА

В эпоху кризиса интеллигенции и сознания свих ошибок, в эпоху переоценки старых

идеологий необходимо остановиться и на нашем отношении к философии. Традиционное

отношение русской интеллигенции к философии сложнее, чем это может показаться на

первый   взгляд,   и   анализ   этого   отношения   может   вскрыть   основные   духовные   черты

нашего интеллигентского мира. Говорю об интеллигенции в традиционно-русском смысле

этого   слова,   о   нашей   кружковой   интеллигенции,   искусственно   выделяемой   из

общенациональной   жизни.   Этот   своеобразный   мир,   живший   до   сих   пор   замкнутой

жизнью под двойным давлением, давлением казенщины внешней – реакционной власти и

казенщины внутренней – инертности мысли и консервативности чувств, не без основания

называют   «интеллигентщиной»   в   отличие   от   интеллигенции   в   широком,

общенациональном,   общеисторическом   смысле   этого   слова.   Те   русские   философы,

которых   не   хочет   знать   русская   интеллигенция,   которых   она   относит   к   иному,

враждебному   миру,   тоже   ведь   принадлежат   к   интеллигенции,   но   чужды

«интеллигентщины». Каково же было традиционное  отношение  нашей  специфической,

кружковой интеллигенции к философии, отношение, оставшееся неизменным, несмотря

на быструю смену философских мод? Консерватизм  и косность в основном душевном

укладе у нас соединялись с склонностью новинкам, к последним европейским течениям,

которые никогда не усваивались глубоко. То же было и в отношении к философии.

Прежде   всего   бросается   в   глаза,   что   отношение   к   философии   было   так   же

малокультурно,   как   и   к   другим   духовным   ценностям:   самостоятельное   значение

философии   отрицалось,   философия   подчинялась   утилитарно-общественным   целям.

Исключительное, деспотическое господство утилитарно-морального критерия, столь же

исключительное,   давящее   господство   народолюбия   и   пролетаролюбия,   поклонение

народу», его пользе, и интересам, духовная подавленность политическим деспотизмом, –

все это вело к тому, что уровень философской, культуры оказался у нас очень низким,

философские знания и философское развитые были очень мало распространены в среде

--">