Роман Эмильевич Арбитман - Принцесса на бобах

чудесах (типа «дверки» в иное измерение) и которых нетрудно утихомирить либо при помощи УК, либо при посредстве АКМ. Разумеется, словосочетание «новый Кир Булычев», возникшее на зеленых обложках романов, не вполне точно. Булычев-то здесь как раз прежний, хорошо знакомый. Во первых строках «Вида на битву с высоты» грамотный читатель быстро распознает двадцатилетней давности рассказ «Выбор», грубо перелицованный автором в соответствии с теперешний политэкономическими реалиями (исчезли СССР и очереди за растворимым кофе; появились зарубежное баночное пиво и старички-демонстранты с антиправительственными лозунгами). В свою очередь, книга «Старый год» являет собой повесть «Мир без времени», разросшуюся до размеров романа. Памятуя о большом авторском запасе повестей и рассказов 60—80-х годов, легко представить себе дальнейший механизм возникновения на свет и остальных книг цикла…

Вымя учеников

Пока одни мэтры сами перешли на «новоделы», достижения лучших мастеров НФ той поры — А. и Б. Стругацких — стараются принизить их ученики. Отчасти ради амбиций, отчасти с целью коммерции. Пример тому — питерско-московский проект «Время учеников». Кратко напомним его историю. Пять лет назад редактор Андрей Чертков родил любопытную идею. Мир писателей-фантастов братьев Стругацких, утверждал Чертков, настолько детально прописан, что сделался уже почти реальным обжитым уголком Вселенной. И раз так, было бы глупо не пустить в этот уголок посторонних жильцов — благо места хватит на всех. Московским, петербургским и провинциальным писателям-фантастам было предложено соблазнительное начинание: попробовать свои силы «на чужой территории», сочинив тексты a la Стругацкие (либо продолжения известных вещей, либо вариации на какую-нибудь из знакомых тем, с привлечением готовых персонажей). Так появились «Время учеников» (1996) и «Время учеников—2» (1998). В конце столетия не заставила себя ждать и третья по счету книга… О двух первых томах в свое время было уже говорено — в том числе и автором этих строк. Если оставить за скобками веселую повесть красноярца Михаила Успенского «Змеиное молоко», вполне «игровую» статью саратовца Вадима Казакова «Полет над гнездом лягушки», мы обнаруживаем в остатке плохие сочинения двух разновидностей. Либо — простые графоманские попытки имитации стиля мэтров. Либо — еще более досадные попытки надрывной полемики с повестями мэтров, в сочетании с нешуточной (и оттого особенно тяжкой) серьезностью полемистов. В итоге почти все, желавшие поспорить с мэтрами на их территории, продемонстрировали свое фиаско. А что в третьей книге? И там присутствует та же неприятная тенденция, что и в первых двух. Авторы вновь клянутся в верности «духу Стругацких», уснащая свои сочинения бесконечными именами и реалиями из книг классиков-фантастов (иногда этого всего — явный перебор, как в повести Александра Щеголева «Пик Жилина»). Но одновременно их не оставляет желание вновь потягаться с мэтрами и объяснить им, неразумным, как нужно было строить сюжет. (Скажем, Владимир Васильев в рассказе «Перестарки» торжественно устраняет «несправедливость» из «Полдня, ХХII века» и организует happy end.) Уже знакомое по первым двум сборникам стремление вывернуть наизнанку («массаракш!») миры Стругацких, продемонстрировать граду и миру гадкое нутро некогда положительных героев рождает на свет, к примеру, «Посетителя музея» Александра Хакимова (совестливый охотник из «Возвращения» превращен к безжалостного убийцу-ксенофоба) или «Позолоченный шар» Никиты Филатова, где романтичного юношу Арчи Барбриджа из «Пикника на обочине» сделали хладнокровным садистом.

Вообще же вивисекторской «расчлененке» подверглись тут и Лес из «Улитки на склоне» («Бегство из Одержания» Николая Романецкого и «Долгая дорога к логу» Станислава Гимендеева), мир НИИЧАВО (в повести Александра Етоева «Как дружба с недружбой воевали» возник неудобоваримо-занудный гибрид из «Повести о дружбе и недружбе» и «Понедельника…»), и мир Арканара (в «Черной мессе Арканара» Елены Первушиной явлен иной гибрид — «Трудно быть богом» с «Жуком в муравейнике»). Присутствовал в книге и новый рассказ Андрея Лазарчука, чья авторская манера неизменна: хорошо прописанный абзац — и невнятица на уровне общего замысла. Еще в «Солдатах Вавилона» Лазарчук выдал за роман хаотически слепленный ком из пестрых отрывков. Чтобы читатель мог уловить --">