Лев Вирин - Семья Рутенберг. Семейная хроника

курточке.

— Вы, наверное, наш родственник. Давайте знакомиться.

Давид Ровенский.

Он протянул руку.

Абрам встал:

— Абрам Рутенберг.

— Сын тети Голды? Мама говорила, что вы зайдете. А это

вишнёвое варенье? Мамино любимое.

Возьмите, пожалуйста, банку, Фрида, — кивнул он горнич-

ной. — Извините, у родителей сейчас важный гость. Через

часок мама освободится. Пойдемте пока к нам.

Троюродный брат сразу понравился Абраму. Держится про-

сто, не фасонит. В большой, светлой комнате за концертным

роялем сидела миниатюрная девушка. Из-под копны вью-

щихся волос поглядывали лукавые, карие глаза. Рядом с ней,

за пюпитром — бородатый молодой человек с виолончелью.

Это были Маня, сестра Давида, и Иося, их родственник со сто-

роны отца.

— Мы не доиграли ми-минорный концерт Мендельсона. —

Давид взял со стула скрипку. — Остался финал. Потерпи

немного.

Взмахнул смычком, и молодые музыканты заиграли.

«Маня играет виртуозно, — подумал Абрам. — Мальчики

послабее.»

Он хорошо знал этот модный концерт, и слушал с удоволь-

ствием. Музыканты кончили. Абрам захлопал:

— Браво! Вы здорово играете!

— Ладно, не придуривайся. Хорошо играет Маня, так ведь

она третий год в Консерватории. А мы с Иосей — жалкие диле-

танты. Любишь музыку, братик? — спросил Давид.

— Очень. Но играть не умею. В Ельне инструмента не было.

Зато могу спеть все партии «Онегина», с начала до конца.

— Всего «Онегина»? Не может быть! — удивилась Маня.

Абрам начал увертюру, голосом, с первых нот.

14

1917 – 1925 годы

Верный, хотя и не сильный голос, абсолютный слух и вели-

колепная музыкальная память позволяли ему без труда по-

вторить любую понравившуюся мелодию.

Давид слушал его с широкой улыбкой. «Молодец, братик!

Не оробел»,— подумал он. Когда Абрам кончил увертюру, все

захлопали.

— Давай теперь что-нибудь из середины. Арию Зарецкого!

— потребовала Маня.

— Кто это у нас так распелся? Ты, Абраша? Господи, как ты

вырос! Совсем кавалер. . Да еще и студент, — тетя Лия расце-

ловала гостя. — Здравствуй, здравствуй. Долго же ты к нам

добирался. Дети, пошли чай пить. Слава Богу, Савинков нако-

нец ушел.

«Знаменитый эсер, террорист, а сейчас — военный министр

у Керенского? — сообразил Абраша. — Вот это да! Зря я боял-

ся идти к тете. И совсем неважно, что горничная называет её

Барыней».

* * *

Всю свою нелегкую жизнь Абрам вспоминал «теплый дом»

Ровенских. Мечтал, что и его дом когда-нибудь станет таким

же добрым и открытым, как у тети Лии и дяди Моисея.

Не получилось. Коммунальные квартиры, голод, страх. Вре-

мя переменилось.

А к Ровенским он зачастил. В Давида просто влюбился. Тот

недавно получил диплом инженера и теперь работал у про-

славленного авиоконструктора Сикорского. У Давида уже было

два патента и оформлялся третий. Братик оказался настоящим

интеллигентом, каким Абрам только мечтал стать. Да ведь

он-то был интеллигентом во втором поколении.

Давид тоже привязался к юному провинциалу. Восхищение

брата ему немного льстило. Он часами водил кузена по Петро-

граду, показывал самые красивые, неизвестные новичку угол-

ки города: Новую Голландию, арку Деламотта. Ходил с ним

в Эрмитаж и в Русский музей.

Семья

15

Давид радовался, когда Абрам застывал перед его любимы-

ми картинами.

А Маня часто приглашала Абрашу в Мариинку. Моисей

Абрамович абонировал ложу в третьем ярусе. Голоса столич-

ных солистов и особенно великолепный хор, несравнимый

с саратовским, приводили Абрашу в восторг.

Но ничуть не меньше он любил просто сидеть со стаканом

чая в их столовой и слушать яростные споры дяди и Давида

о политике.

В молодости доктор Ровенский

--">