Автор Неизвестен - Жизнеописания трубадуров

звездой

Рожден: ни добрый я, ни злой,

Ни всех любимец, ни изгой,

Но все в зачатке;

Я феей одарен ночной

В глухом распадке.

Не знаю, бодрствовал иль спал

Сейчас я, – кто бы мне сказал?

А что припадочным не стал,

Так все припадки

Смешней – свидетель Марциал^[11]! –

С мышонком схватки.

Я болен, чую смертный хлад,

Чем болен, мне не говорят.

Врача ищу я наугад,

Все их ухватки –

Вздор, коль меня не защитят

От лихорадки.

С подругой крепок наш союз,

Хоть я ее не видел, плюс

У нас с ней, в общем, разный вкус:

Я не в упадке:

Бегут нормандец и француз^[12]

Во все лопатки.

Ее не видел я в глаза

И хоть не против, но не за,

Пусть я не смыслю ни аза,

Но все в порядке

У той лишь, чья нежна краса

И речи сладки.

Стихи готовы – спрохвала

Другому сдам свои дела:

В Анжу пусть мчится как стрела

Он без оглядки,

Но прежде вынет из чехла

Ключ от разгадки.

* * *

Про то стихи сейчас сложу^[13],

Про то спою, о чем тужу;

Любви я больше не служу –

Знай, Пуату и Лимузен.

В изгнанье отправляюсь я,

Тревог и страха не тая:

Война идет в мои края,

Лишенья сына ждут и плен.

Горька разлука с домом мне,

Мое именье Пуатье

Отдам Фольконовой семье^[14],

Мой милый сын-его кузен.

Но, знаю, будет побежден

Гасконцем иль Анжуйцем он,

Коль не поможет ни Фолькон,

Ни тот, кто выделил мне лен^[15].

Быть должен смел он и суров.

Когда покину я свой кров,

Но слаб он, юн и не готов

Жить средь насилья и измен.

Гнев на меня, мой друг, отринь!

И ты, Христос, прости! Аминь.

Смешав романский и латынь

В моленье не встаю с колен.

Я Радость знал, любил я Бой,

Но – с ними разлучен судьбой –

Взыскуя мира, пред Тобой,

Как грешник, я стою согбен.

Я весельчак был и не трус.

Но, с Богом заключив союз,

Хочу тяжелый сбросить груз

В преддверье близких перемен.

Все оставляю, что любил:

Всю гордость рыцарства, весь пыл…

Да буду Господу я мил,

Все остальное – только тлен.

Но вспомните, когда умру.

Друзья, на траурном пиру

То, как я весел был в миру –

Вдали, вблизи, средь этих стен.

Скитальца плащ с собой беру

Собольей мантии взамен^[16].

II СЕРКАМОН^[17]

Серкамон жонглер^[18] был родом из Гаскони, и слагал он песни^[19] и пастурели^[20] на старинный лад^[21]. И обошел он весь белый снег, куда только мог дойти, и за то прозвали его "Серкамон"^[22].

III МАРКАБРЮН^[23]

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Маркабрюн, родом из Гаскони^[24], был сын некоей бедной женщины по имени Маркабрюна, как он сам говорит в своей песне:

Маркабрюн отцом был зачат^[25]

Под звездой, чья воля значит,

Что любовь, любя, дурачит:

– Разумей! –

От себя он женщин прячет

И любовных чужд затей.

Был он одним из первых трубадуров^[26], о коих сохранилась память. Песни слагал он не Бог весть какие^[27] и сирвенты неважные^[28], злословя женщин и любовь^[29].

2. ВАРИАНТ^[30]

Маркабрюн был подкидыш, найденный у ворот некоего богатого господина, так что никогда и не узнали, кто он и откуда взялся. И эн Альдрик де Виллар^[31] воспитал его, а затем он так долго находился при трубадуре по имени Серкамон^[32], что и сам взялся за трубадурское художество. До того прозывали его "Пустожором"^[33], а с этого времени дали ему имя Маркабрюн. Кансону^[34] же никто еще тогда не именовал кансоною, а все, что пелось, называлось песнью.

Пошла о нем великая по свету молва, и все его слушали, боясь его языка^[35], ибо настолько был он злоречив, что владельцы одного замка в Гиенне, о коих он наговорил много худого, в конце концов предали его смерти^[36].

Как-то раз на той неделе^[37]

Брел я пастбищем без цели,

И глаза мои узрели

Вдруг пастушку, дочь мужлана:

На ногах чулки белели,

Шарф и вязанка на теле,

Плащ и шуба из барана.

Я приблизился. "Ужели,

Дева, – с губ слова слетели, –

Вас морозы одолели?"

"Нет, – сказала дочь мужлана, –

Бог с кормилицей хотели,

Чтобы я от злой метели

Становилась лишь румяна".

"Дева, – я сказал, – отрада

Вы для рыцарского взгляда,

Как и крепкая ограда

Я для дочери --">