Лудовико Ариосто - Неистовый Роланд. Песни XXVI—XLVI

И ждут майнцского золота в промен.

Говорит Марфиза: «Они здесь:

Не пора ли нам к балу-карнавалу?»

11 А Руджьер: «Еще съехались не все

Званые к балу-карнавалу,

А бал не мал,

А нам править его чин по чину.

Так помедлим: оно уже недолго».

Говорят и видят:

Показались и майнцские изменники —

Стало, впрямь пора пускаться в пляс.

12 Вот съехались майнцские изменники,

За которыми целый караван

Злата, платий и пышных сбруй,

И два пленника,

Среди копий, мечей и стрел

Страждущие, видя, что вот их ждут,

И уже заклятый их Бертолагий

В перемолвке с сарацинским вождем.

13 Ни Амонов сын, ни Бовы

Не стерпели пред майнцским супостатом:

Каждый вскачь,

Каждый бьет копьем вперевес,

И один — напробой седла и панциря,

А другой — сквозь шлем и в лицо. —

Так да сгинут все злобные неистовцы,

Как под копьями кончился Бертолагий!

14 А Руджьер, а Марфиза,

Как по знаку, не ждав иной трубы,

С места в битву, и ломятся их копья,

Вырвав жизнь одному, двоим, троим.

Руджьерову острию

Подстать сам басурманский воевода,

А и он дух вон,

И за ним два других отходят к праотцам.

15 Под ударами в растерянных смятение,

А в смятении — крайняя погибель.

Майнцским мнится,

Что на них — сарацинская измена;

Мавры мечутся

И кричат про убийство и разбой;

И пошел меж ними бой — луки в руки,

Копья вперевес, клинки наголо.

Подвиги Руджьера и Марфизы.

Что ни скок, то десять с ног, что ни взмах, то двадцать в прах;

А не менее того и красавица

Рубит вправо и губит влево.

Скольких тронет сталь,

Стольким ввек уже не встать:

Пред мечами их что шлемы, что панцири —

Как сушняк пред лесным огнем.

17 Кто видывал,

Кто слыхивал,

Как в бортном рое встает раздор,

И пчелы на пчел вылетают в бой,

Но насвистнет несытая касатка

Бить, губить, глотать тех и этих

Без числа, —

Тот узнает Руджьера и Марфизу.

18 А Рикардет и его двоюродный

По-иному пляшут меж двух племен:

Небрегут язычеством,

Держат глаз лишь на майнцской стороне.

Недаром у Ринальдова брата

Каков дух, такова и мощь,

А от майнцской ненависти

Еще вдвойне.

19 И с того же вражества

Сын Бовы, как яростный лев,

Не ленясь мечом,

Дробит шлемы, как яичные скорлупы.

А и всякий рад

Изъявить себя новым Гектором,

Если рядом — Марфиза и Руджьер,

Цвет и сила истого рыцарства.

20 Рубится Марфиза,^[2]

Озирается на товарища,

И в уме верстает их силою,

И каждый — диво, каждому — хвала,

Но превыше хвал Руджьерова доблесть:

Мнится он несравненен,

Верится, не сам ли то Марс

Сшел на битву с пятого неба?

21 Диво — его удары,

Диво — не знающие промаха;

Рубится его меч Бализарда,

Сечет сталь, как бумажный лист,

Вскалывает шлемы и панцири,

Рассекает всадников до седла —

Валятся на траву

На-пол справа и на-пол слева;

22 Одним взмахом^[3]

Сокрушает седока и коня;

Голова за головой летят с плеч,

Грудь за грудью валятся с туловищ;

Пятерых он разит единым разом —

А кабы поболее было веры

В ту истину, похожую на ложь,

Я начел бы и более, да нельзя:

23 Добрый наш Турпин без обмана

Гласит правду, а там хоть верь, хоть нет;

Но такое он молвит о Руджьере,

Что послушавши, всяк объявит: лжет!

А равно и перед Марфизою

Что ни воин, то как лед перед пламенем;

Как она с Руджьеровой доблести,

Так и он с нее не сводит глаз.

24 И как он ей — Марс,^[4]

Так она ему мнилась бы Беллона,

Ежели бы ведал он вопреки

Виду, что не ратник она, а ратница,

И едва ли не впереспор

Они били тот подлый люд,

Чья и плоть, и кость, и кровь, и жиль

Изъявляли, кто способнее рубит.

Освобождение пленников.

В четырех бойцах,

Что они сокрушили и тех и этих,

Что уже бегущим ничто не впрок,

Кроме пят и копыт, —

Хорошо, у кого есть конь

Не в рысь, а в скачь,

А не то несручйо биться пешему.

26 Ни кольчужника в поле, ни погонщика,

Бегут вправо — мавр, влево — Майнц,

Те бросая пленников, эти — выкуп,

Всё — тем, чей верх.

С Малагиса и Вивиана узы — прочь,