Томас Нэш , Луис Велес де Гевара , Франсиско де Кеведо-и-Вильегас , Алонсо де Кастильо-и-Солорсано - Плутовской роман

превращались в бродяг и дорожных грабителей. К категории пикаро относились студенты-недоучки, мелкие безработные чиновники, бывшие солдаты, разорившиеся дворяне, шуты, картежники, приживальщики, воры, проститутки. У них был свой жаргон, своя иерархия, свои организации, свои законы. Никакие королевские указы не могли искоренить это быстро растущее племя. Следует, однако, иметь в виду, что помимо пикаро между дворянством и народом находилась еще одна значительная и разнородная прослойка испанского общества, которая не могла конституироваться в сословие. Дело в том, что в силу разнообразных причин (абсолютизм Габсбургов, иммиграция иностранных торговцев и ремесленников, отсутствие экономических корней и т. д.) в Испании к тому времени так и не сложилось буржуазии. Прослойка эта представляла собой аморфную массу, так называемую «апикарадо», презираемую аристократией и служилым дворянством и, в свою очередь, презирающую простой народ и порой смешивающуюся с пикаро. Не найдя себе подобающего места в общественной системе, апикарадо стали в оппозицию к этой системе. Они понимали ее иллюзорность, но в силу собственной аморфности ничего, кроме протеста, противопоставить ей не могли. И как проницательно заметил один из крупнейших исследователей испанского плутовского романа, «в национальной жизни пикаро явился продуктом упадка Испании, но в ее литературе он стал самой могучей формой протеста»^[3].

Протест этот осуществлялся в условиях усилившейся католической реакции, в эпоху барокко.

Испанское барокко — это не только литературный феномен, но в равной поре политический и этический. Это способ познания и восприятия жизни. Он теснейшим образом связан с идеологией контрреформации. Человек барокко осознает жизнь с точки зрения религиозного визионерства. Первейшей обязанностью государства полагается защита и возвеличение католической церкви; испанский народ объявляется народом-избранником, назначение которого — сокрушение неверных.

Испанское барокко унаследовало от Возрождения его натурализм, понимание мира как движения и борьбы форм, но привило этому наследию традицию — никогда, впрочем, не прерывавшуюся — средневековья с его сознанием неизбежности конца. Возникает культ преувеличения, культ чудовищного, уродливого (как напоминание о смерти, неизбежном конце). И силу контрреформистского сознания, испанское барокко признавало наличие в естественном сверхъестественного, признавало за индивидуумом, даже самым заблудшим, возможность спасения с помощью свободной воли, признавало в нем сопричастность к божественному промыслу и тем самым способность к преодолению разочарования, пессимизма, чувства тщеславия и всяких других заблуждений. Требовалась неукоснительная вера в загробное существование. Для испанского барокко характерны противоположение реальности — иллюзии, духа — материи, восхваление жизни, проникнутой страхом смерти. Барочная испанская литература в ее ортодоксальном варианте проникнута религиозными целями и учительными тенденциями.

Но за этим контрреформистским щитом прятался экономический крах, моральное разложение — словом, та реальность, глядя на которую незамутненным глазом нельзя было не заметить всей отчаянности положения. Вот это-то и не ускользнуло от среды, которая не разделяла официальной барочной идеологии, то есть от среды апикарадо, этих несостоявшихся буржуа, не лишенных культуры и зрелости. Писатели этого лагеря попытались ответить на вопросы, поставленные действительностью, плутовским романом. Конечно, ответили они далеко не на все вопросы. Да и не могли ответить. Конструктивных идей, которые они могли бы предложить обличаемому обществу, у них не было. Они выступили в роли недовольных, в роли критиков, порой острых и саркастичных. Самый жанр (низкий по тогдашней иерархии) допускал такие возможности, которые в жанрах высоких были решительно немыслимы. Здесь допускался даже относительный религиозный индифферентизм. Великая заслуга этих писателей в том, что они в обстановке застоя, вызванного жесточайшей реакцией, все же сумели отобразить упадок и разложение общества, ясно выразить свое в нем разочарование и горькое беспокойство за будущее. Надуманным героям аристократического барокко они противопоставили своего антигероя, иллюзиям — реальность. Другое дело, что допустимые тогдашними условиями существования литературы пределы --">