Алишер Навои - Смятение праведных

захотел,

Везде мне место — лечь, забыться сном,

Везде мне небо — голубым шатром,

Предгорий луг ковром служил бы мне,

А изголовьем камень был бы мне.

Едва прохлада сменит жаркий день,

Я лег бы на землю легко, как тень.

К моим ногам, измученным ходьбой,

Фархад склонился б и Меджнун больной.

И были бы ланиты их в крови

От сострадания к моей любви;

Хоть ни пред кем я не взывал о ней,

Не плакал о возлюбленной моей.

И поняли бы вдруг, изумлены,

Два призрака глубокой старины,

Что в области любви властитель — я,

Что на века над ними — власть моя.

…Когда б такой я степени достиг

И стал душой в страданиях велик —

Весь мир, подобный радостной весне,

Прекрасный мир зинданом стал бы мне!

Тогда б сурьмою пыль моих одежд

Была для ангельских пречистых вежд,

И мне любовь моя и божество

Открыла б солнце лика своего,

И жители небес, как стая птиц,

Кружась пред нею, падали бы ниц…

…И устремил свой взор духовный я

Поверх небытия и бытия.

Решил бесстрашно, как Сейид-Хасан,

Преодолеть сей бурный океан.

Меня душа, как птица, ввысь влекла,

К земле тянули низкие дела.

Вело веленье духа в райский сад,

А низменная страсть бросала в ад.

Лик этой страсти ангельски красив,

Но в ней слились в одно шайтан и див

И, каждый миг бесчисленно плодясь,

Над слабым сердцем утверждают власть.

Когда умножится зловещий рой,

Всецело овладев живой душой,

То человек, о правде позабыв,

Становится коварным, злым, как див.

Так говорю я, ибо я и сам —

Увы! — подвластен гневу и страстям.

Во имя бога вечного, душа,

Воспрянь, опору зла в себе круша!

Во власти этих дивов я томлюсь,

Великой кары в будущем страшусь.

Мой обиход — коль правду говорить —

Так плох, что хуже и не может быть.

А жизнь души нерадостной моей

Еще печальнее и тяжелей…

Пусть даже слез я океан пролью,

Грудную клетку превращу в ладью,

Но выплыть мне не даст в ладье такой

Гора грехов — огромный якорь мой.

Я внешне человек, но — видит бог,

Как я от человечности далек…

Меня — изгнанника — от Солнца Сил

Поток тысячелетий отделил…

Вот мудрецы беседуют в ночи —

В своих речах они прямей свечи.

Но змеи зависти в душе их те ж,

От бури злобы в сердце их мятеж.

И я, как все, вместилище страстей

И недостоин похвалы людей.

«Защитником народа» я слыву,

Гласит молва, что правдой я живу.

Слыву «плененным вечной красотой»,

Безгрешным и глазами и душой.

Соблазн гоню от глаз… Но как в тиши

Осилю вожделения души?

Погибну, коль на помощь не придешь,

Коль сам меня ты, боже, не спасешь!

Всю жизнь мою, все прошлые года

Я вспоминаю с мукою стыда.

А весь мой труд — калам, бутыль чернил,

Всю жизнь свою бумагу я чернил…

Калам речистее, чем мой язык,

Письмо чернее, чем мой темный лик.

Коль милостью их не омоешь ты,

Как им избавиться от черноты?

Длинна, я вижу, цепь моих стихов;

Стократ длиннее цепь моих грехов.

О господи, раба не осуди!

Меня над гранью бездны пощади,

Коль хорошо сложил дастан я свой!

А если плохо — то я весь плохой.

Благоволеньем озари мой труд,

Пусть эти строки сердца не умрут,

И пусть глубины мысли в книге сей

Откроются, сияя, для людей!

Велик мой грех. Но что весь груз его

Пред морем милосердья твоего?

Пусть добрых дел моих ничтожен след,

Но милости твоей предела нет!

РАССКАЗ О РАБЕ

Жил, знаменитый правосудьем встарь,

В одной стране великодушный царь.

Раб у него был верный, пазанда,

--">