Гай Валерий Катулл , Франческо Петрарка , Уильям Шекспир , Публий Овидий Назон , Тит Лукреций Кар , Пьер де Ронсар , Луис Камоэнс - Наука любви

И не находит воды, чтоб унять свою жгучую жажду,

Ловит он призрак ручья, но напрасны труды и старанья:

1100 Даже и в волнах реки он пьет, но напиться не может, —

Так и Венера в любви только призраком дразнит влюбленных:

Не в состояньи они, созерцая, насытиться телом,

Выжать они ничего из нежного тела не могут,

Тщетно руками скользя по нему в безнадежных исканьях.

И, наконец, уже слившися с ним, посреди наслаждений

Юности свежей, когда предвещает им тело восторги,

И уж Венеры посев внедряется в женское лоно,

Жадно сжимают тела и, сливая слюну со слюною,

Дышат друг другу в лицо и кусают уста в поцелуе.

1110 Тщетны усилия их: ничего они выжать не могут,

Как и пробиться вовнутрь и в тело всем телом проникнуть,

Хоть и стремятся порой они этого, видно, добиться:

Так вожделенно они застревают в тенётах Венеры, —

Млеет их тело тогда, растворяясь в любовной усладе,

И, наконец, когда страсть, накопившися в жилах, прорвется,

То небольшой перерыв наступает в неистовом пыле.

Но возвращается вновь и безумье и ярость всё та же,

Лишь начинают опять устремляться к предмету желаний,

Средств не умея найти, чтобы справиться с этой напастью:

1200 Так их изводит вконец неизвестная скрытая рана.

   Тратят и силы к тому ж влюбленные в тяжких страданьях,

И протекает их жизнь по капризу и воле другого;

Всё достояние их в вавилонские ткани уходит,

Долг в небреженьи лежит, и расшатано доброе имя.

На умащенных ногах сикионская обувь^{15} сверкает.

Блещут в оправе златой изумруды с зеленым отливом,

Треплется платье у них голубое, подобное волнам,

И постоянно оно пропитано потом Венеры.

Всё состоянье отцов, нажитое честно, на ленты

1130 Или на митры идет и заморские ценные ткани.

Пышно убранство пиров с роскошными яствами, игры

Вечно у них и вино, благовонья, венки и гирлянды.

Тщетно! Из самых глубин наслаждений исходит при этом

Горькое что-то, что их среди самых цветов донимает,

Иль потому, что грызет сознанье того, что проводят

Праздно они свою жизнь и погрязли в нечистом болоте,

Иль оттого, что намек двусмысленный, брошенный «ею»,

В страстное сердце впился и пламенем в нем разгорелся,

Или же кажется им, что слишком стреляет глазами,

1140 Иль загляделась «она» на другого и, видно, смеется.

   Эти же беды в любви настоящей и самой счастливой

Также встречаются нам; а те, что ты можешь заметить,

Даже закрывши глаза, в любви безнадежной, несчастной,

Неисчислимы. Итак, заранее лучше держаться

Настороже, как уж я указал, и не быть обольщенным,

Ибо избегнуть тенет любовных и в сеть не попасться

Легче гораздо, чем, там очутившись, обратно на волю

Выйти, порвавши узлы, сплетенные крепко Венерой.

Но, и запутавшись в них, ты всё-таки мог бы избегнуть

1150 Зла, если сам ты себе поперек не стоял бы дороги,

Не замечая совсем пороков души или тела

И недостатков у той, которой желаешь и жаждешь.

Так большинство поступают людей в ослеплении страстью,

Видя достоинства там, где их вовсе у женщины нету;

Так что дурная собой и порочная часто предметом

Служит любовных утех, благоденствуя в высшем почете.

Часто смеются одни над другими, внушая Венеры

Милость снискать, коль они угнетаемы страстью позорной,

Не замечая своих, несчастные, больших напастей.

1160 Черная кажется им «медуницей», грязнуха — «простушкой».

Коль сероглаза она, то — «Паллада сама», а худая —

«Козочка». Карлица то — «грациозная крошечка», «искра»;

Дылду они назовут «величавой», «достоинства полной»;

«Мило щебечет» заика для них, а немая — «стыдлива»;

Та, что несносно трещит беспрестанно, — «огонь настоящий»;

«Неги изящной полна» тщедушная им и больная;

Самая «сладость» для них, что кашляет в смертной чахотке;

Туша грудастая им — «Церера, кормящая Вакха»;

Если курноса — «Силена», губаста — «лобзания сладость».

1170 Долго не кончить бы мне, приводя в этом роде примеры.

Но, даже будь у нее лицо как угодно прекрасно,

Пусть и всё тело ее обаянием дышит Венеры,

Ведь и другие же есть; без нее-то ведь жили мы