Майя Флоровна Фролова - Алюн

действительно об этом думает всерьез и сейчас выкладывает свое, сокровенное, чтоб показать, как доверяет ему.

— Мы так хорошо живем, такие сытые, довольные… Ешь — не хочу, пей — не хочу, развлекайся. А я вот кинохронику смотрела недавно. На земле война идет, убивают, дома разрушают. Дети с распухшими животами от голода. Я их все время вижу, забыть не могу… О таком — ты когда-нибудь думал?

Лизка говорила так, будто это не он, а она читала умные письма Аркадия, его вопросы: что ты об этом думаешь, а как же все вокруг? Может, эти вопросы, в конце концов, должен задать себе каждый человек, становясь взрослым? Так почему это волнует Лизку? Она ведь не взрослая, она — как он, Алюн. Или — нет? Гузька об этом, конечно, не думает. Значит, он — как Гузька, а Лизка — как Аркадий? Будто из разных племен…

— А что я могу? — безнадежно проговорил Алюн, пряча глаза от светлого Лизкиного взгляда. Лизка, облегчив, обнадежив его своим добрым пониманием, теперь наваливала на него что-то непосильное, невыносимо непривычное, и он снова испугался, что все хорошее между ними вдруг исчезнет от его неспособности стать таким, каким хочет и ждет Лизка. Но Лизка сказала раздумчиво, видно, для себя это говорила не раз:

— Может, пока — ничего. Для них, тех голодных детей — ничего. А для себя кое-что все-таки можно. Думать об этом, знать об этом. — И вдруг добавила строго и неожиданно грубо: — Не обжираться, понял? Ничем не обжираться!..

Лизка встала, походила по комнате, остановилась перед увеличенной цветной фотографией Аркадия на стене, в военной форме, с гвардейским значком. Спросила, тут же утверждая:

— Брат? В армии служит?..

Сейчас можно было все рассказать о брате, о том, что случилась беда, улетели родители, о его понятой вине перед всеми ними. Лизка поймет, это не Гузька с его компанией, посочувствует, поможет уладить в школе. Но Алюн ничего не сказал. Это все он должен пережить сам. А Лизка ждет, чтоб он, выворачивая себя до донышка, ответил на ее вопросы. Что отвечать? Такие мысли, которые по-серьезному тревожат Лизку, и в голову ему не приходили. Все его проблемы и желания вертелись только вокруг него самого.

«Что ты, Лизка, наваливаешься на меня? — спросил бы он ее сейчас. — Я же не злостный, я просто такой вот… расслабленный… И думать еще не умею, и ничего, ничего о себе не знаю! Подожди, Лизка, я так сразу не могу!..»

Но выразить этого вслух он не смел. Вдруг Лизка не разберется, уйдет? Она — совсем другая… Пришла, говорит с ним, смотрит своими летящими светлыми глазами, ждет от него чего-то хорошего, чувствует по-особенному, заманчиво и недоступно для него, влечет его к этому заманчивому, заставляет… А он — сможет ли? Он, Алюн-плясун?

1977–1978, г. Черкассы

--">