Олег Васильевич Сидельников , Григорий Осипович Ропский , Михаил Георгиевич Морозов - Приговор приведен в исполнение...

Михаил Морозов Григорий Ропский Олег Сидельников Приговор приведен в исполнение... Роман-хроника

Светлой памяти первых чекистов, работников уголовного розыска и милиции молодой Туркреспублики, их бессмертному подвигу посвящается эта книга

Страницы из дневника А. А. Крошкова — бывшего дворянина и надворного советника

...Вот уже воистину «все смешалось в доме Облонских»! Даже дату сегодняшней записи не могу без колебаний проставить. Вчера календарь показывал точно и ясно — «31 января, 1918 год от Р. X.», а сегодня, изволите ли видеть... 14 февраля 1918 года! Мой сосед, бывший генерал, ныне зарабатывающий себе хлеб насущный игрой на фисгармонии в ресторане, злобой исходит: «Довели господа-товарищи Россию-матушку до гибели! Всего лишь три месяца царствуют, а что творится!.. Бедлам! Кабак!.. Законы упразднили, суды, полицию тож. Жрать — извините за современный язык — ни хрена. В городе разгул преступности. Повальные грабежи, разбой. Страшный суд и светопреставление. А теперь вот и российский календарь испохабили. После тридцать первого января — четырнадцатое февраля! Погодите, скоро нам, как в гоголевских «Записках сумасшедшего», восемьдесят шестое мартобря преподнесут!»

Попробовал возразить старому и неисправимому монархисту. Сказал, мол, давно календарь пора было изменить. Весь цивилизованный мир живет по григорианскому календарю. По старому стилю — одна Россия... «Генерал-от-фисгармонии» побагровел, как вареный рак, чуть ли не с кулаками на меня. «Позор! — сипит. — И это говорит дворянин и надворный советник! Большевиков защищает!»

«Бывший дворянин и бывший надворный советник», — поправил я. Ну и взвился генерал, как его апоплексический удар не хватил — ума не приложу. «Милостивсдарь! — вопит на всю улицу. — Не бывает бывших дворян и бывших носителей чинов, освященных Табелью о рангах! Дворянин — это порода. Понимаете?.. По-ро-да!.. Вот, глядите... — он указал толстым волосатым пальцем на семенившего по мостовой ишака с тяжелой поклажей. — Вот!.. Как по-вашему, может ишак стать бывшим ишаком, а?!»

Я не выдержал, расхохотался, уж очень забавно вышло: в пылу гнева бывший генерал сравнил дворянина со скотиной. Отвечаю, давясь от смеха: «В данном случае вы правы, это действительно потомственный ишак, ишаком родился, ишаком и дух испустит». Мой собеседник, с физиономией разъяренного кота, минуту, наверно, грозно шевелил усищами, хотел что-то сказать, но лишь вхолостую открывал и закрывал рот, затем махнул рукой и, круто повернувшись, зашагал восвояси. Кажется, он все же просипел напоследок что-то вроде: «У-у... нигилист!»

А я отправился в свою квартирку. И вот сижу, пишу. С юношеских лет собирался вести дневник или, по крайней мере, делать периодически записи об увиденном и пережитом. Как знать, может быть, и мои скромные наблюдения когда-нибудь пригодятся еще не родившимся исследователям нынешних событий? Люди ведь не замечают, что творят историю. А минет с пяток десятилетий, обнаружатся самые обыденные записи «о делах давно минувших лет», и вдруг выяснится, что в писаниях сих есть крупицы полезного.

Но как-то все не получалось из меня современного «Нестора». Не хватало времени. Зато сейчас времени хоть отбавляй. Я ведь кругом «бывший». Не у дел. Говорят, что в связи с переводом календаря на новый стиль рабочему люду и служивому выплачивают жалованье сразу за две недели. До чрезвычайности умное решение, хотя траты на это непомерно велики. Жаль, что мне нечего получать. Сижу дома иждивенцем. Моя бедная Natalie теперь кормит меня. Приторговывает на Воскресенском базаре остатками былой фамильной роскоши: старинной бронзой, фарфором. А вчера вот обменяла шиншилловую накидку на полпуда муки и пятнадцать фунтов мерзлого картофеля.

Очень мне жаль Natalie. Смолянка, деликатнейшее существо... вынуждена --">