Иван Советов - Город под свинцовым небом

опустела.

В выжженные ноздри резко ударил едкий запах спирта, а глаза, привыкшие к темноте, непроизвольно закрылись, спасаясь от света висящей под потолком лампочки. Неразборчивое бормотание, слышно которое стало только внутри диспетчерской, вдруг прекратилось, скрипнули половицы.

– Марк, это ты? – раздался вкрадчивый голос где-то спереди. Приглядевшись, я с трудом смог разглядеть лицо Сэма, выглядывающего из-за двери подсобки. Парень в нерешительности переминался с ноги на ногу и пристально меня рассматривал, чуть подавшись вперёд. Я уж хотел было спросить, не случилось ли чего, как вдруг вспомнил, что одежда на мне сегодня была совершенно другая, и из-под большого капюшона совсем не было видно лица. Марк, должно быть, принял меня за чужого, отчего насторожился. Чужих у нас не любят.

– Угу, – промычал я и скинул капюшон. Парень вмиг расслабился и, приветственно кивнув, скрылся в подсобке.

– Заходи, Марк, давно тебя ждём. – Донёсся следом всё тот же голос, и я, заперев дверь на тяжёлый засов, пошёл следом.

Запах спирта усилился. Я вошёл в тускло освещенную единственной лампочкой комнатку без окон и с одной лишь дверью, переоборудованную когда-то стариком Борландом из складского помещения диспетчерской в место для попоек. Полупустые железные стеллажи с парой старых радиоприёмников на них были сдвинуты к стенам, рядом стояли коробки с непонятным железным хламом, а в центре помещения располагался простенький стол из старой бочки и листа фанеры на ней. На столе уже красовались три бутылки водки и полупустой паёк рабочего класса «Б», отличавшийся от других пайков яркой красной упаковкой.

Я стянул плащ и, кинув его на ящик с радиодеталями, сел на любезно поставленный Сэмом табурет. Тут же передо мной появилась стопка, и жилистая рука до краёв наполнила её прозрачной. Я благодарно кивнул Сиве и, зажмурившись, опрокинул штрафную. Палёный алкоголь раскаленной медью пролился в желудок, обжигая пищевод, но вместе с теплом почти сразу пришло расслабление. Стало вдруг очень спокойно, лёгкий озноб, не отступавший с улицы, спал, а гудящие после тяжёлой работы руки утихли. Я тяжело выдохнул.

«Не беспокой человека, только пришедшего со смены», – так звучало негласное правило, уже давно действовавшее в здешних краях. Никто никогда не произносил этих слов – понимание само укладывалось в душах людей с каждым прожитым в этом месте днём. Город менял человека с пелёнок, делая его, подобно себе, тихим и мрачным, закапывая все надежды и мечты. Эмоции заменялись скупым безразличием, слова – безмолвным пониманием. Менталитет, негласные правила – всё это, словно наркотик, с ранних лет попадало в разум человека и крепко заседало там без возможности избавления. Именно поэтому совсем не нужно было слов, чтобы понять – мне сейчас нужна лишь стопка водки и минута тишины. С расспросами никто не приставал.

Спустя некоторое время, проведённое в немом молчании, я перевёл рассеянный взгляд на присутствующих. Всё трое сидящих за столом выжидающе глядели на меня, кто покручивая в руке пустую стопку, а кто просто скрестив руки.

– Почему так долго? Поймали? – раздался вдруг хриплый голос старика Борланда. Он сидел на стуле прямо напротив, сверля меня своим вечно оценивающим взглядом.

– Нет, – ответил я почему-то виновато, хоть ничего и не произошло. – Хвоста тоже не было.

Борланд ничего не ответил. Лишь неопределённо хмыкнул и, откинувшись на спинке стула, стал постукивать пальцами по фанере.

Старик по натуре своей всегда был крайне ворчлив и скуп, однако на протяжении уже нескольких лет каждую ночь двери его диспетчерской, куда он был спихнут ещё в давние времена по причине старости, радушно открывались для трёх лиц. Это можно было бы назвать чем-то сродни дружбы, если бы от неё осталось хоть что-то в этом гнилом городишке.

Возраст свой старик никогда не называл, однако выглядел лет на шестьдесят. Редкие седые волосы на его голове ближе к макушке переходили в гладкую лысину, а обвисшее лицо покрылось морщинами. И хоть возраст постепенно начинал сказываться на здоровье, вопреки всему выглядел он довольно бодро и, казалось, готов был пережить даже Сэма, которому едва стукнуло двадцать.

Ходили слухи, что скряга застал время, когда ещё не было ни оравы патрулей, ни цепей КПП, а выезд из города был свободен. Однако, причина, по которой он не уехал ещё тогда, известна, пожалуй, одному дьяволу.

– И --">