Павел Федорович Автомонов - Ледовый десант

Другой раз Терентий еще подумал бы: идти сразу же к этому самозваному ротному или подождать? Своим «Ко мне-е!» Колотуха еще в мирное время так надоел ему! Но сейчас шел бой за Днепр, тяжелый бой, и жизнь каждого из них висела на волоске.

По траншее, вбирая голову в плечи, Живица подбежал к старшине.

— Как только самолеты окажутся над нами, сразу же в атаку! — приказал ему Колотуха и, немного помолчав, добавил: — Я побаиваюсь за новичков. Их у тебя человек двадцать. Обрати внимание на них. Поведи за собой. Дорога каждая секунда!

— Есть! — козырнул Терентий.

Вернувшись к своим бойцам, он крикнул:

— Слушай мою команду! Приготовиться к атаке!

Терентий почувствовал, что нет у него командирского голоса. С сожалением подумал: «Одолжить бы горло у Колотухи!..»

— Самолеты же летят!..

— Сейчас бомбить станут!.. — зашумели партизаны.

— Самолеты врага — наше прикрытие! Все страхи вон из своих душ! Приготовиться!..

Живица окинул придирчивым взглядом новичков. С ними он познакомился лишь вчера на том берегу, когда партизаны встретились с красноармейцами. Еще тогда ему стало как-то не по себе оттого, что в регулярной армии появились бойцы, одетые не по форме: в пиджаках, в которых еще до войны ходили на работу, в кепках с пуговкой, в рубахах с отложным воротничком, в косоворотках.

Что он знает о них? О Сашке Вывозенко, Дмитре Лопуцком или Иване Мащенко? Всем им где-то по восемнадцать. Глаза у Вывозенко серые, глубокие, словно напуганные. Вывозенко еще на той стороне сказал: «Мне бы поучиться в училище. Девять классов закончил!..» Может, потому он робко и озирается сейчас вокруг, что думает не о предстоящей атаке, а об училище? А Лопуцкий ничего не говорил ни на том берегу, ни здесь, на плацдарме. Но губы у него искусаны, лицо бледное. Мащенко жмется к стенке окопа, испуганно шепчет: «Нам тут, хлопцы, и пальцем не шевельнуть! Ведь это же укусить не грушку, а Марушку!..»

К этим новобранцам у Терентия Живицы сочувствие. И сам он когда-то был таким. Ничего, обрастут перьями, если останутся живыми.

А вот к учителю Ивану Гавриленко и Даниле Мостовому, «наследственному гречкосею», как он говорит о себе, затаилось в душе какое-то недоверие — слишком умными хотят выглядеть, не скрывают, сожалеют, что попали на Днепровский плацдарм из родного дома «без пересадки».

Самолеты подлетели к окопам.

Рота пошла в атаку.

Колотуха был уверен, что время для атаки выбрано удачно — гитлеровцы на высоте сейчас не ждут их.

Артиллеристы и минометчики прекратили огонь, чтобы не накрыть снарядами и минами своих. Начали снова менять позиции. Их гимнастерки хоть выкручивай, из-под низко надвинутых на лоб касок блестят лишь белки глаз и зубы.

— Взвод, за мной! — поднял руку Терентий Живица.

До высотки не так уж и далеко. Несколько сот метров. Но попробуй преодолей их под свинцовым ливнем, под градом осколков от мин и снарядов.

Живица бежал и думал лишь об одном: только бы все тоже бежали, кричали «ура!», стреляли! Только бы не струсили, не остановились.

Он оглянулся. Несколько бойцов в гражданской одежде, будто сговорившись, упали на землю рядом с убитыми. Среди них — Вывозенко, Лопуцкий, Мащенко… Они плакали, то ли от нервного напряжения, то ли от страха быть убитыми.

Немецкие летчики словно забыли, что высоту обороняют их солдаты. На нее с поднебесья посыпались с воем сирен тяжелые бомбы. Задрожала от взрывов земля. Бойцам старшины Колотухи казалось, что и впереди, и сзади, и вверху над ними сплошная стена из осколков и пуль. Стена смерти!

— За мно-о-ой! Бомбы падают и на немцев! Мы пока что в «мертвой зоне»! — закричал Живица. — Хлопцы! Вывозенко! Лопуцкий! Мащенко! Вставайте! А вы? — обратился он к Гавриленко и Мостовому. — Трусы! А ну за мной! Вперед! Бегом!

Живица не знал, что еще сказать новичкам, чтобы поднять их дух, взбодрить. Он махнул рукой и снова побежал к вражеским окопам, стреляя на ходу из автомата. Он ругался, кричал «ура!», но больше не оглядывался, чтобы не видеть бойцов, поддавшихся страху.

Вдруг заметил, что его обороняют несколько красноармейцев, и среди них — новички в пиджаках, косоворотках, кепках с пуговками на макушке.

— Давай, Лопуцкий! Давайте, Мащенко, Вывозенко! Молодцы!