Александр Анатольевич Трапезников - Ночные окна

и расцеловал, обдав гремучим перегаром рисовой водки. Затем, подумав немного, приложился к ручке Анастасии.

– Да, – ответил он на мой молчаливый вопрос. – Теперь – в Бразилию. К донам Педро. Прощайте.

Где-то за воротами клиники надрывно зазвенела цыганская гитара. Стало немного грустно и печально. Но вскоре одинокий перебор струн сменился ударами бубен, веселыми звуками других гитар, песенной вольницей, которая завораживала душу. Жизнь продолжалась… И не могло быть иначе.

– Ну что? – спросил вдруг у нас Мишель Зубавин. – А не хотелось бы полетать?

– Очень бы хотелось, – ответила за меня Анастасия. Глаза ее радостно заблестели.

– Да там у вас в приборном щитке какую-то детальку Левонидзе вывернул, – сказал я.

– А мы и без деталек полетим! – уверил Мишель. – Мой крылатый конь на голом энтузиазме пашет. Ну, пошли, что ли?

– А я, а я? – спросил оказавшийся тут же Бижуцкий.

– Ты, отрок, в другой раз, – ответил Зубавин и похлопал его по плечу.

Мы залезли в маленькую кабинку, плотно уселись, пилот стал щелкать переключателями, лопасти завертелись. Через несколько минут вертолет взмыл вверх. Некоторое время «стрекоза» кружила над нашим Загородным Домом. Внизу стояли маленькие люди и махали нам руками. Но лиц я уже не различал. Знал лишь, что я люблю их всех. Какими бы они ни были.

Вертолет поднялся еще выше, взял курс на северо-восток. Клиника и табор остались позади. Внизу тянулась серебристая лента реки, мелькали крошечные домики, расстилалось широкое поле, чернел массив леса. И все это – Россия с ее необъятными, таинственными просторами, а моя клиника в ней – лишь маленькая точка. Я отчетливо понимал, что выздоровление всего и всех близится. Это зависит только от нас самих.

– Ну как, нравится? – прокричал Зубавин.

– Кажется, я лечу прямо в небесный рай, – сказала Анастасия.

– Почему нет? – произнес я. И подумал, что путь к счастью лежит через открытые врата. Нужно лишь не ошибиться дверью.

--">