Михаил Март - В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина

через всю зону транзитки, тянулись ряды бараков с покатыми крышами, похожие на колхозные теплины. Территория была обнесена густой паутиной колючей проволоки, через каждые сто метров — «скворечники»^[2], оборудованные прожекторами и пулеметными установками. В стороне от КПП, у дороги, стояло уродливое здание бани без окон, где каждый новобранец смывал с себя прошлое, оставляя надежду, волосы, вещи, деньги, фотографии родных, спрятанные бритвы, финки, одним словом, все, кроме татуировок. Тянувшаяся от загонов разноперая колонна входила с одной стороны, выходила с другой, но уже подогнанная под общий стандарт — серо-мышиная масса с обритыми тупыми машинками головами. Сотни разбивали на четыре части и по двадцать пять человек загоняли в грузовики. В тесноте, да не в обиде. Втискивались. Сесть трудно, но по дороге при утряске каждая задница доставала до скамьи, по собственному желанию уже не встанешь, моли Бога, чтобы кости не хрустнули.

Мрачный генерал теперь стоял у окна в кабинете второго этажа административного корпуса и безучастно наблюдал за потоком новобранцев, проходящих фильтрацию. Полковник Челданов, правая рука генерала, коротко, но четко докладывал обстановку:

— Списать придется триста семь человек. Безнадежные. Семьсот тридцать можно поставить на ноги, переправим их в центральную больницу на левый берег Колымы. Из Владивостока отправлено три тысячи сто девять голов. Этап сдан в количестве двух тысяч трехсот семидесяти двух. Недочет — семьсот тридцать семь единиц, замоченных капитаном во время бунта. Трупы остались на борту. Я распорядился дать больше горячей воды в баню, по пять шаек на рыло. Отогреются. Тех, кто держится на ногах, отправлю на сорок седьмой километр, в Докучаевский леспромхоз. Пару месяцев на адаптацию им хватит, потом перераспределим, растасуем, залатаем дыры.

— В Хабаровске комплектуют этап. Надеются перекинуть его в Ванинский порт к концу месяца. Не верю. Байки. Навигация кончается, а значит, до весны будем жить с тем, что есть. Сплошной дефицит. Во всем. Москве нужен план, а не наше нытье. Оправдания не принимаются, — не оборачиваясь, пророкотал генерал.

— Выстоим, Василий Кузьмич, не впервой. Лошадей пригнали здоровых, и то спасибо.

— Что еще?

Полковник открыл папку и переложил листы.

— Кальсоны, рубахи, суконные портянки — три с половиной тысячи пар. Стеганные ватные штаны, гимнастерки, кирзовые ботинки — три тысячи двести пар. Телогрейки, бушлаты, шапки-ушанки армейского образца — три тысячи.

— Что с медикаментами?

— Опять пенициллина не хватает, до навигации не дотянем.

У генерала на скулах заходили желваки. Выругался и сел за пустой письменный стол, вычищенный до блеска. Грязи генерал не выносил, ее под ногами хватало. Полковник стоял, генерал сидел. Оба молчали.

Первый заместитель начальника Дальстроя генерал-майор Белограй больше пяти лет ходил в первых замах и больше года носил приставку «и.о.». Год назад назначили нового начальника — месяца не выдержал, слег в госпиталь. До сих пор и не оправнлся. Его имени никто не успел запомнить, а в глаза единицы видели, так что Белограй Василий Кузьмич оставался полноправным хозяином Дальнего северо-востока страны, с безраздельной властью над всем гражданским населением, не считая ста восьмидесяти тысяч заключенных в богом обиженном крае. Его власть не распространялась только на военных и Тихоокеанский флот, однако по неписаным законам военные округа оказывали содействие и посильную помощь дальневосточному императору. Неровен час. сам угодишь в его сети, будь ты адмирал или солдат. Суровый мужик, жесткий. Другим быть не мог: с 32-го осваивает Колыму. При нем зарождались великие комсомольские стройки Воркуты, Печоры, Караганды, Комсомольска-на-Амуре и Колымы, и всегда он ощущал нехватку кадров, главным образом вольнонаемных. Службу начинал при Ягоде, пережил ежовщину, получил орден от Берии, Меркулова не заметил и теперь подчинялся министру госбезопасности Абакумову. Но это формально. Дальстрой продолжал курировать Берия, хотя в последнее время Лаврентий Павлович меньше времени уделял Дальнему Востоку, все его внимание сконцентрировалось на атомной промышленности. Черный гений преуспел и в этих делах. В Семипалатинске испытана наша первая атомная бомба. Не так был страшен взрыв родной сестрицы американской бомбы, как взрывная волна, поднявшая на дыбы все мировое сообщество. Дядя Джо, так --">