Джеймс Фенимор Купер - Следопыт

Фенимор Купер СЛЕДОПЫТ

Глава первая

Их было четверо: двое мужчин и две женщины. С благоговейным удивлением смотрели они на открывавшийся перед ними вид. Чтобы лучше видеть все детали картины, они взобрались на огромную груду деревьев, вырванных бурею и сваленных друг на друга. Среди торжественного сумрака мрачных и сырых тайников американских лесных дебрей такие прогалины, образованные бурей, являются как бы светлыми оазисами. Груда деревьев, о которых мы теперь говорим, находилась на вершине небольшого холма. Он был невысок, но, несмотря на это, с его вершины открывалась широкая панорама — редкое зрелище для человека, путешествующего в лесах. Огромные стволы, опрокинутые ударами ветра, переломленные, как соломинки, так переплетались между собою ветвями, что их сучья вполне могли служить и лестницей и опорой для рук. Одно большое дерево было вырвано с корнями и торчало кверху комлем; корни его, забитые землей, представляли собою нечто вроде площадки, на которую и взобрались четверо путешественников. Двое из них, мужчина и женщина, были индейцы и принадлежали к племени тускароров.

Спутниками их были: мужчина, наружность которого указывала, что он провел жизнь на океане — кем-нибудь вроде простого матроса, и молодая девушка с кротким, скромным и умным выражением оживленного, подвижного лица.

К западу — только в этом направлении перед путниками открывалась даль — взор скользил по океану могучей, великолепной листвы, расцвеченной всеми оттенками, свойственными сорок второму градусу северной широты. Вяз с грациозной плакучей вершиной, разнообразные виды клена, многочисленные породы американского дуба, широколиственная липа сплетали свои ветви, образуя широкий лиственный ковер, терявшийся вдали, у самого горизонта. То там, то здесь среди прогалин виднелись более низкорослые березы, осины с трепещущими листьями, различные породы орешника — обитатели тех стран, где природа не очень богата; они казались жалкими и невзрачными среди гордых, могучих деревьев. Местами прямой высокий ствол сосны возносился над морем зелени, точно огромный обелиск, искусно воздвигнутый среди лиственной долины. Вокруг — необозримая зеленая даль, нежная игра красок и оттенков, все переливы света и тени; торжественное спокойствие природы внушало чувство, граничившее с благоговением…

— Дядюшка, — сказала своему спутнику удивленная и очарованная девушка, едва прикоснувшись к его руке, чтобы взобраться на площадку, — это похоже на океан, который вы так любите!

— Вот что значит невежество и девичье воображение, Магнит! (Так часто называл свою племянницу моряк, намекая на ее привлекательность.) Только дитя может сравнить эту пригоршню листьев с Атлантическим океаном! Все эти древесные верхушки можно было бы прикрепить к камзолу Нептуна^[1] вместо букета.

— В ваших словах, дядюшка, кажется, больше шутки, чем правды. Посмотрите: мили тянутся за милями, а видны только листья и листья. Что же еще увидели бы вы на океане?

— Что еще? — повторил дядя, двинув нетерпеливо локтем, которого касалась племянница; руки его, скрещенные на груди, были заложены за борт камзола из красного сукна, какие носили в ту пору. — Но где же, где пена валов, голубая вода, буруны, киты, смерчи и вечные перекаты волн в этом лесном клочке, моя милая?

— А где же эти древесные вершины, это торжественное молчание, эти благоуханные листья и прекрасная зелень на океане, дядюшка?

— Глупости, Магнит! Если бы ты что-нибудь смыслила в этом, ты бы знала, что зеленая вода сулит гибель моряку.

— Но зелень деревьев — совсем другое дело. Слышите этот звук? Это ветерок дышит в листве.

— Послушала бы ты дыхание северо-западного ветра в открытом море, дитя, и потом бы уже говорила о дыхании ветра! Но где же штормы и ураганы, где же муссоны и восточные ветры в этом лесном уголке? И --">