Оксана Духова - Белая волчица князя Меншикова

Оксана Духова Белая волчица князя Меншикова

В книге использованы подлинные документы, отрывки из писем, указов и мемуаров.

НАЧАЛО

…– И что же ты, Варварушка, читаешь? – голос верного аманта заставил Варвару Михайловну подскочить.

– Ох, напугал, Ирод! – смущенно выдохнула она и залилась девичьим румянцем, столь забавным в ее летах.

Галантный кавалер подхватил оброненный дамой сердца старинный фолиант и прочитал:

– «Исповедь патриарха земель полнощных Мунта, всеродителя мудрости острономейшей, писанная им самим»! Откуда… откуда это у тебя?

Варвара Михайловна разволновалась:

– А что ты так разморошился, светик мой, Анатольюшка? То чухонка проклятая муженьку сестрицы моей на тезоименитство его подарила. Велела хоронить от глаз любопытных. Ну, а от моих-то глаз разве кто что схоронит?

Анатолий Лукич Сухоруков, бывший денщик умершего Императора, осторожно отложил убранный в телячьи кожи с золотым теснением фолиант в сторону. «Она взялась раздавать бесценные книги. Чует, что ли, приближение Неминуемого? Или вспомнила? А, может, и не забывала никогда? Пора, пора решаться…»

– Так ты решилась, Варварушка? – вкрадчиво спросил Сухоруков, блеснув серыми, «тухлыми», как говаривала проклятая чухонка, глазами.

Варвара Михайловна поднялась, неуклюже двинула по светелке скособоченное горбатое тело.

– А доколе эту дрянь терпеть? Князь за ней, как приклеенный, а сестрица моя, дуреха кособокая, не замечает ничего. Годами не замечает!

Анатолий Лукич удовлетворенно потер руки. Он, олонецкий купчина, известный всему Поморью, бросил дом на приказчиков и отправился простым денщиком вослед за проторившим «осудареву дорогу» властителем, ибо почуял в нем энергию давно ушедших Темных князей. Велик был потенциал гнева в том человеке, ох и велик! Он, Сухоруков, стал его опекуном в науке Отпавших.

И по праву мог гордиться деяниями Темного Императора.

Тот терзал свой народ, прямых потомков борейцев. Налогами душил. То налоги на рождение, похороны, браки, завещания, урожаи пшеницы назначит. То на свечи, на лошадей, на конские шкуры, на хомуты, на ульи, на орехи, на огурцы, на питьевую воду. Были еще налоги за покупку кроватей, за посещение бани, за покупку дров, за рыбную ловлю и за покупку гробов. Темный Император содрал с храмов колокола, лишив народ, кое-где еще помнивший славу белых вещунов, намоленной защиты небес, и ныне колокола, собранные, дескать, на пушки, валялись без надобности в грязи. Темный Император принес в жертву единственное свое родное чадо, окончательно затянув петли Отпавшего мира.

Но – о, проклятье! – Она была все время поблизости, Она мешала окончательному торжеству Анатолия Лукича. Она могла маскироваться, скрывать под черными париками истинный цвет своих волос, но желтые-то глаза, светившиеся как расплавленное золото в минуты гнева или душевного напряжения, глаза эти не укроешь!

И вечной тенью, тенью оберегающей и преданной, следовал за нею Князь, когда-то бывший верным служителем Темного Царя, но после встречи с Нею обернувшийся псом белой волчицы.

– Пора действовать, – удовлетворенно вздохнул Анатолий Лукич.

…Мы с братом никогда бы не смогли выжить без этой земли. Здесь находятся петли мира и Крайние пределы обращения светил. Нет, честно, я никогда бы не смог выжить без этой земли, где смерть приходит только от пресыщения жизнью.

Наш город именовался Мартаа, город-Покой, город Земной Оси.

Двадцать четыре крепости на берегах Великого Вращающегося Озера – вот и вся Мартаа.

Мой братец Япет был великим градостроителем – стены города гармонировали с окружающим пейзажем. Не сразу заметишь мощные, покрытые скупой резьбой башни посреди оснеженных скал, расположенных так, что лишь две из них оказывались в пределах видимости.

Когда Япет строил Мартуу, то говорил что-то про возможность передвигаться по Вселенной. Нечто вроде этого: «Для странствия по Глубинам необходим наш град, Покой».

Ему, мечтателю, виднее…

Я любил мою землю и поначалу любил ее людей, людей Оси – вечных странников-оборотников, лихо перескакивавших чрез Миры, не преступавших лишь одного – порога ада.

Они не любили чужеземцев, ибо здесь бессильно зрение человека, пришедшего с того, адова, порога. Ох, как же расстраивало меня сие упрямство земляков! Но я любил их и готов был поделиться с ними великими знаниями…

Теми, что позволили бы им запросто --">