Роберт Мур - Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни

а если на юг, то через две тысячи миль окажемся в Джорджии.

До сих пор помню, насколько потрясли меня эти слова. Заурядная на первый взгляд тропинка внезапно стала бесконечной. Это как если бы я нырнул в лагерное озеро и увидел там гигантского синего кита. Пусть я и увидел лишь кончик хвоста, сама мысль, что я осознал величие того, что всего минуту назад казалось чем-то мелким и незначительным, привела меня в восторг.

* * *

Я продолжил ходить в походы. Они становились все проще – точнее, я становился все сильнее. Ботинки постепенно растоптались и сидели плотно, как старая добрая бейсбольная перчатка. Я научился легко и ловко передвигаться по тропе, не чувствуя тяжести своего рюкзака за спиной, и совершать многочасовые переходы, не останавливаясь на привал. Я стал получать удовольствие от того, что в конце долгого дня мог просто скинуть рюкзак с плеч: хранившая мое тепло тяжелая ноша плавно соскальзывала вниз и появлялось ощущение, что я начинаю парить над землей.

Хайкинг оказался идеальным хобби для такого непоседливого и активного подростка, каким был я. Мама однажды подарила мне дневник в кожаном переплете, на котором должно было быть нанесено золотыми буквами моё имя, однако по странной иронии судьбы на корешке было напечатано РОБЕРТ МУН. Ошибка оказалась на удивление точной. В детстве я часто чувствовал себя инопланетянином. Не то чтобы я был одинок или подвергался остракизму, вовсе нет. Просто мне не было знакомо чувство дома.

До тех пор, пока я не поступил в колледж, никто не знал, что я гей, а я, в свою очередь, не был знаком ни с одним геем. Я делал все, чтобы быть как все и слиться с толпой. Каждый год я послушно надевал классический костюм, завязывал галстук и отправлялся на танцы, балы и выпускные. Я носил спортивную форму, одежду, подходящую для первого свидания и даже карнавальные костюмы. Все это время, впрочем, я не переставал удивляться: в чем смысл этих тщательно спланированных костюмированных мероприятий?

Я был младшим ребенком в семье. Когда я родился, моим родителям было уже за сорок, и они дали мне почти неограниченную свободу. Я мог бы распуститься, но этого не произошло. Все свободное время я предпочитал сидеть в своей комнате и читать книги. Как оказалось, чтение можно сравнить с побегом из дома, который, однако, абсолютно безопасен и не причиняет родителям головной боли. В общем, начиная с третьего класса я стал запоем читать одну книгу за другой.

К чтению я пристрастился главным образом благодаря потрепанной книжке в мягкой обложке – «Маленький Домик в Большом Лесу». Я узнал, что мой дом, расположенный в северном Иллинойсе, находится всего в нескольких сотнях миль от того места, где в 1867 году родилась автор книги, Лора Инглз-Уайлдер. В то же время, описанный ей Большой Лес Висконсина мне был совершенно не знаком. «Как бы долго ни шел человек на север – день, неделю или даже месяц, – он не видел ничего, кроме деревьев, – писала она. – Не было домов. Не было дорог. Не было людей. Только деревья и дикие животные, дома которых скрывались среди этих деревьев». Тема одиночества и самостоятельности пьянила меня.

Уже не помню, сколько книг из серии «Маленький домик» я прочитал, но их было достаточно много, чтобы мой учитель вмешался и мягко посоветовал переключиться на что-нибудь другое. Я послушался и за несколько лет дорос до таких книг как «Топорик», «Уолден, или жизнь в лесу», «Альманах песчаного округа» и «Паломник в Тинкер-Крик»^[1]. Я получал огромное удовольствие, вникая в подробности жизни под открытым небом. Тем летом, когда я впервые оказался в лагере «Сосновый остров», я открыл новый для себя жанр приключенческой литературы: сначала это были книги Марка Твена и Джека Лондона, а потом – Джона Мьюра, Эрнеста Шеклтона, Робина Дэвидсон и Брюса Чатвина.

Всех перечисленных выше авторов можно грубо разделить на тех, кто прочно осел на своей земле, и тех, кто всю жизнь скитался по свету. Я предпочитал бродяг, поскольку у меня самого не было прочных связей со своей малой родиной, предками, культурой, комьюнити, гендером или расой. К религии я был равнодушен. Семья была достаточно условной: родители, уроженцы Техаса, давно переселившиеся на Север, развелись, когда я учился в первом классе; обе старшие сестры вскоре после этого поступили в колледж и навсегда оставили свой дом. Похоже, неугомонность была у меня в крови.

Девять месяцев в году я слонялся по коридорам различных --">