Дан Берг - Царица Аталья

Похоть затмила разум. Матан рассудил, мол, чем он хуже египтянина? Как бывало когда-то, он вновь стал бросать на Аталью смелые взгляды, а однажды, употребив для храбрости кружку молодого вина, обнял ее за талию и попытался поцеловать.

Гнев царицы был страшен. “Негодяй! – вскричала Аталья, – ты червь, а я монархиня! Ты, кажется, забылся, убийца братьев Йорама! Сей момент я кликну стражу! Самец! Я прикажу оскопить тебя!”

Последние слова Атальи низвергли Матана на колени. “О, госпожа, пощади! – взмолился он, – минутное затмение ума со мной случилось! Смилуйся, только не это!”

Вечно попираемая мужчинами, Аталья с приятностью осознала женскую силу свою. “Прощу на сей раз. Теперь убирайся! – скомандовала, – похоже, для кобелиного отродья есть вещи дороже жизни… – подумала, – однако, отчего он вдруг осмелел? Уж не прознал ли наш с Зором секрет? Каков наглец! Коня куют, а жаба лапу подставляет!”

Спасшийся от худшего, но уязвленный до дна нутра своего, Матан из мести стал доносить Еу об успехах Атальи.

6

Шел седьмой год царствования Атальи. Победы ее замыслов были очевидны. Она надеялась удержаться на троне еще столько и полстолька. “Когда коронуют Ёаша, – рассуждала царица, – он увидит совершенно преображенную Иудею и, конечно, продолжит деяния, славно начатые его бабушкой!” Аталья не имела права входить в храм и видеться с внуком, но не сомневалась, что очевидность прекрасной новизны сильнее подействует на будущего молодого монарха, нежели догмы, рьяно внедряемые храмовыми коэнами в его юную голову.

Первосвященник Одед был чрезвычайно обеспокоен новшествами. Он страшился того, на что уповала Аталья. Достижения царицы серьезно угрожали авторитету веры, храма и его самого. И без того Одед не был уверен в надежности одержимого Еу, теперь же, когда новоявленный царь Израиля узнавал из уст Матана о всяком сдвиге к язычеству в Иерусалиме, у главного коэна появились основательные причины опасаться нападения Еу на Иудею. Встречаясь с Одедом, правоверный Еу не скрывал своего отвращения к нововведениям Атальи и всякий раз указывал первосвященнику на позор иудейский – баба на троне! С тяжелым сердцем Одед решился на решительный разговор с монархиней.

– Мир тебе, владычица Иудеи, и земле, подвластной воле твоей – мир! – изрек вошедший первосвященник.

– Мир и тебе, славный поводырь народа! – ответила царица, поудобнее устраиваясь на троне.

– Сдается мне, что ипостась вожатого ты мало-помалу похищаешь у меня!

– Ах, ты преувеличиваешь, мудрый Одед, – с притворной скромностью заметила польщенная Аталья.

– Не преуменьшить бы! Скажи-ка, каково это – восседать на престоле царском? Помнишь, как я трудно уговаривал тебя? Не сожалеешь?

– Повелевая и уничижая чужую волю – я упиваюсь наслаждением. Это – откровенно.

– Это откровенно ты шутишь надо мной. Не такой тебя я знаю. Ты бескорыстно творишь добро для подданных своих!

– Бескорыстно? Похоже, ты тоже не враг шутейства. Однако, что кроме забавы привело тебя во дворец, Одед?

– Спрошу кое о чем. Надеюсь, не убудет твоя откровенность. Зачем ты превращаешь бедняков иерусалимских в виноделов и мастеровых?

– Чтоб трудились, богатели и платили налог в мою казну. Как видишь, я прямодушна и сребролюбива!

– Однако, Аталья, к работе побуждая, ты алчность пробуждаешь. Труд крадет время у молитвы, плотское теснит духовное. Люди обжигают горшки, а в храм не идут. Я возвышаю дух, ты – понижаешь. Дорога вверх одолевается непросто, путь вниз – легкая прогулка. Вот корень зла успеха твоего!

– Отчасти я согласна с тобою. Но разнятся наши понятия о благе и о пользе.

– Аталья, ты принялась учить юнцов вещам, чуждым Святым Книгам, – воскликнул Одед, сердясь все более, – избыток разумения марает помыслы, отвращает от храма и от Бога! Тропа многознайства заводит в болото сомнений – худшего свойства ума. Я теряю приверженцев!

– Ты прав по-своему, Одед. Следует из ваших Книг, что знание есть первый и первейший грех. Кара за съеденное яблоко – изгнание!

– Намек прозрачен, но неуместен. Корона добавляет дерзости, не проницательности. Дела твои размывают убеждения моих прихожан!

– Убеждения – темный лабиринт!

– Оставим темную для тебя материю. Разумеешь ли, что, сея семена язычества, ты Иудее вред чинишь?