Jacob Davidovsky - Ленин. 1917-06

Николая, вздохнул и заговорил:

– Так. Понятно. Мёртвое тело в наличии. Так что произошло, Прохор Фомич?

Тот набрал полную грудь воздуха и затараторил:

– Там, значит, Дементий Федорыч лежит убитый. Хозяин лавки, я у него приказчиком. Дементий Фёдорычу невозможно всё время в лавке быть, вот меня и нанял. Когда я, значит, за прилавком, когда хозяин, а когда и супружница его была.

– Стоп, – перебил Пётр, – Так он женат? И где ж он с супругой проживал?

– Да тут, рядышком, – заторопился Прохор, – вот как из лавки выйти, так налево сразу, и по той же стороне третий дом будет. Кирпичный. Второй этаж, квартирка ихняя справа сразу.

– Ясно … Митроха, сгоняй … коли супруга дома … покличь … да поделикатней … смотри … у неё мужа убили. … Как супружницу-то … по имени? – Николай порядок помнил.

– Мелания Сидоровна. Такая ну, как барыня, в общем.

– Давай … Митроха … дуй.

Митроха без лишних слов исчез. Пётр поощрил приказчика:

– Ну а ты пока, Прохор Фомич, продолжай, рассказывай.

– Так значит сегодня я лавку открывал. Ну, открыл. Торговлишка ни шатко, ни валко шла. Денежек-то у людишек маловато стало. Где-то с час тому хозяин зашёл. Ну, поглядеть, проверить, то да сё. Поглядел, уже уходить собрался. А мне как на грех в нужник приспичило. Я так-то как приспичит, двери на засов запираю, а тут Дементий Фёдорыч и говорит – дуй, мол, Прохор, я пока за прилавком постою. Чтобы, значит, торговлю не прерывать.

Лучше бы я потерпел, да после того, как хозяин ушёл бы, на засов закрыл, как обычно! Жив бы Дементий Фёдорыч остался! – трагически возопил приказчик, но, как бы устыдившись своего эмоционального порыва, продолжил.

– Так значит, выхожу из нужника – и вдруг шум какой-то слышу нехороший. Гвалт, ругань, то да сё. У нас дверь в нужник-то вон в том коридорчике, изволите видеть. Ну, я осторожненько так выглянул, вижу – тот, чубатый, – он показал на парня с сыром в руках, – стоит за прилавком уже, держит хозяина за горло и бьёт ножом. Раз за разом. Тот хрипит, глаза выкатились, потом на пол сполз. А душегубец-то из-за прилавка вышел, скомандовал своим – они тоже в лавке были – мол, хватайте кому что понравится – и уходим. Ну, похватали и через дверь-то и ушли. Меня не заметили, слава богу, а то бы и мне лежать рядом с хозяином.

Это что же на белом свете деется?! За кусок колбасы и пару бутылок казёнки христианскую душу лютой смерти предали!, – в голосе Прохора слышались слёзы.

– Да что ты врёшь, приказчичья твоя душонка! – не выдержал чубатый парень. Он явно устал держать на весу полкруга сыра, но, вынужденный стоять в углу, не знал, куда его девать, и это, видимо, раздражало ещё больше, – Мы ни в какую лавку и не заходили! Воскресенье нынче – вот и гуляли с девчатами. Эх, испортили нам воскресенье.

Впрочем, на лицах ребят с девчатами уже читались не только сожаление и досада из-за испорченного отдыха, но и явная встревоженность. Они начали понимать, что в историю попали неприятную.

– Тише, пожалуйста, – тон Петра был твёрд, но злобы в нём не ощущалось, – Дайте Прохору Фомичу договорить. Вам потом тоже дадим высказаться. Нам же разобраться надо, – уже мягче добавил солдат.

А ты, – он указал на чубатого, – сыр-то положи … ну, хоть на прилавок. А то держишь, маешься. Я же вижу.

Чубатый немедленно выполнил распоряжение, вернулся обратно, с наслаждением выпрямил спину и потянулся всем телом.

Тем временем Прохор благодарно кивнул, как бы говоря “спасибо” за предоставленную возможность продолжить и снова заговорил:

– Ну я, значит, к хозяину сразу. Глянь – а он и не дышит уже. Весь в крови лежит … загубленный безвинно. Хотел я на улицу через дверь выскочить – на помощь звать, да испугался. Вдруг душегубцы не ушли далеко ещё. Увидят, уразумеют, что я в лавке тоже был, вернутся – и меня кончат как Дементий Фёдорыча. Чтобы, значит, никто уже на них показать не мог.

– Да что ж ты, холуйская морда, на честных людей наговариваешь?! – чубатый снова не смог сдержаться, – Я тебе сейчас покажу, как напраслину возводить.

Он кинулся к приказчику так стремительно, что Тимоша не успел среагировать.

Впрочем, Маркин даже не встревожился. Он лишь обернулся и взглянул на парня. Тот, натолкнувшись на этот угрюмый взгляд, как-то сразу стушевался и шагнул назад, в угол, к своим.

– Вот и правильно, молодец, – нравоучительно произнёс Тимоша, поняв чубатого., – Николай Григорьич безобразий не любит. Давеча одного такого … повыше тебя, да в плечах раза --">