Александр Феликсович Борун - Не ко двору

сказать, владельца убойного оружия в твоём лице, которое он может одалживать по-дружески всем знакомым командирам. Возможно, за какие-то взаимные услуги. Или безвозмездно, с целью приобрести влияние на них и организации враждебной подпольной военной организации. Каких мы много разоблачили перед войной. Если ты дашь показания, которые позволят мне обосновать такую версию, могу тебе обещать вывести тебя из-под удара. Как искренне сотрудничающего со следствием.

Ага, – подумал Сергей, – как же, верю. При наличии данных разведки? И приписанном мне намерении устроить покушение на Сталина? Правда, неизвестно, какие у него там данные разведки. Он мог их и придумать, чтобы меня запугать. Или не чтобы запугать, а на случай, вдруг и правда, а я возьму и сознаюсь, под впечатлением, что ему всё известно. Выстрел наугад. А я не признался. Плохо, если он о своих параноидальных догадках успел сообщить по команде, тогда ему от них отказаться трудно… Во всяком случае, понятно, что верить ему нельзя, и комполка сдавать ему нельзя, какие бы там показания он ни предъявлял. Вот что Богданов написал рапорт, можно и поверить. Остальное он придумал или, по крайней мере, перетолковал.

– Молчишь? – подтолкнул его майор. – А зря. Хочешь, наверное, сказать, что гражданин Глебов ни в каком заговоре не участвует? Тоже зря. Потому что такое ты можешь утверждать только в том случае, если ты сам в нём участвуешь, и там где-то на руководящих ролях. Тогда тебе может быть достоверно известно, что в списках заговорщиков гражданин Глебов не значится. И то это без учёта того возможного обстоятельства, что он значится в каком-то другом списке заговорщиков, не пересекающемся с твоим. Если может быть один заговор, твой, то почему не быть и другому, притом вы друг о друге не знаете? Так что даже и так ты не можешь уверенно утверждать, что он ни при чём. Но попытка такое утверждать, хотя и не докажет, что он ни при чём, всё же станет аргументом в пользу того, что тебе кажется, что ты можешь так сказать, стало быть, сам-то точно при чём.

– А вдруг никакого заговора нет? – спросил Сергей. – Вы же понимаете, что с логикой типа «докажи, что ты не верблюд» честному человеку невозможно оправдаться? Задумайтесь, чем вы тогда занимаетесь?

– Ну вот, опять, – огорчился особист. – Думаешь, ты умный такой? На предыдущем допросе меня обвинял в наносимом вреде, что я тебя от военных успехов отвлекаю, и тем гублю наших бойцов руками недобитых тобой фашистов, теперь опять то же самое с другой стороны. Вроде схитрил, сказал, что это я честно ошибаюсь, и вот опять такие обвинения… Как же нет заговоров, когда вместо «малой кровью, могучим ударом» мы только и делаем, что отступаем? Когда в руководстве войсками бардак, в снабжении тоже, всё наперекосяк? И нет заговоров?! Как ты тогда объяснишь всё это?

– Да вы сами лучше всех можете объяснить, – сорвался Сергей, – только не хотите такого объяснения! Сами же перед войной из-за шпиономании лишили армию львиной доли командного состава, а ответственность на неспособность армии сдержать немецкое наступление возлагаете на то же самое наличие в армии множества немецких шпионов. Которых ловить полагается не только органам, но и всем поголовно. А кто слабо ловит или выражает недоверие, рискует оказаться в числе тех самых шпионов. Всем известна история с товарищем Коневым, который, выступая на митинге одного из полков его дивизии, сказал: «Надо помнить, что шпионов, диверсантов, – по указанию товарища Сталина – в нашу страну будет засылаться в два-три раза больше, чем в капиталистические страны». Коневу было указано на его оговорку, и он выступил вторично, исправив свою ошибку…

– Погоди-погоди, – прервал его майор. – Ты очень интересно говоришь, я прямо записывать не успеваю… Но тут я не понял. В чём ошибка-то?

– А, вы эту историю не знаете? Следовало сказать: «как указывал товарищ Сталин». Не «по указанию товарища Сталина», а «как указывал товарищ Сталин».

– А какая разница? – затупил майор. – Это же одно и то же.

– По указанию – можно неправильно понять, что шпионы будут засылаться по указанию товарища Сталина. Конечно, никто так не подумает, и никто не подумает, что товарищ Конев специально так оговорился. Несмотря на это, он послал заявление в ЦК ВКП(б) с покаянием по поводу допущенной ошибки. Коневу повезло: он оказался среди совсем немногих среди высшего командного состава, кого не репрессировали в ходе предвоенной --">