Рафаэль Сабатини - Шпага и митра

Рафаэль Сабатини Шпага и митра

I

Маркиз де Кастельрок, улыбаясь, стоял передо мной и в протянутой руке держал бумагу с назначением, которое без моего запроса и даже против моих желаний получил для меня в Лотарингии.

Некоторое время я оставался ошарашенным тем, что считал вольностью, которую он не имел права себе позволить, и всё-таки, допуская, что это было продиктовано любезностью, не имел духа проявить возмущение.

Наконец я нарушил тягостное молчание.

– Месье чрезвычайно любезен, – пробормотал я, кланяясь, – но, как я сказал вам неделю назад, когда вы впервые предложили мне это назначение, я не могу и не соглашусь принять его и также не могу понять ваши мотивы, чтобы так давить на меня.

Улыбка сползла с его красивого порочного лица, и жёсткие складки, отличительные для его рта в спокойном состоянии, появились снова.

– Вы отказываетесь? – осведомился он, и его голос потерял всю свою минутой назад увещевательную мягкость.

– Сожалею, что не могу этого принять, – ответил я.

Он уронил пергамент на стол и, перейдя к камину, опёрся локтем на каминную полку. Уставившись взглядом в часы золочёной бронзы, он, казалось, потерялся в мыслях неприятного свойства, судя по выражению его лица.

Некоторое время я терпел воспоследовавшую тишину; затем, утомившись и вспомнив сияющие глаза, которые высматривали моё появление на Рю дю Бак (Паромной улице – франц.), я кашлянул, чтобы напомнить о своём присутствии.

Он вздрогнул при этом звуке; затем, повернувшись, медленно подошёл к тому месту, где я стоял. Слегка опершись на секретер резного дуба и положив изящную руку, всю сверкающую драгоценностями, на моё плечо, он мгновение пристально смотрел на меня своими жуткими глазами.

– Вы ещё очень молоды, месье де Блевиль, – начал он.

– Простите, – нетерпеливо перебил я, – но в прошлый день рождения мне исполнилось двадцать четыре года.

– Замечательный возраст, – он чуть усмехнулся, затем быстро изменил свой тон, как будто боялся задеть меня. – Я говорю сравнительно, – продолжил он. – Вы молоды по сравнению со мной, достаточно старым, чтобы быть вашим отцом. Молодёжь, mon cher vicomte (мой дорогой виконт – франц.), безрассудна и часто не распознаёт того, что обращено к её собственной выгоде. В данный момент я имею в виду именно вас.

– Сомневаюсь, что это обо мне, месье.

– Я имею в виду именно вас и проявляю к вам больше интереса, чем вы думаете. Я заметил, что вы побледнели за последнее время, воздух Парижа не подходит вам, и перемена мест принесёт огромную пользу.

– Благодарю вас, но чувствую я себя хорошо, – несколько теплее ответил я.

– Всё же, – продолжал настаивать он, нахмурив брови, – не так хорошо, как следует молодому человеку ваших лет. Лотарингия – чрезвычайно здоровая местность. Вам надо взять это назначение.

– Чума на это назначение! – воскликнул я, не в силах долее сдерживать гнев, который вызвала у меня его наглость. – Я не хочу его! Вы не понимаете меня, сударь? Notre Dame! (Матерь Божья! – франц.)Однако ваша настойчивость становится утомительной. Разрешите мне пожелать вам спокойной ночи; я должен заняться неотложным делом.

Говоря так, я потянулся за своей шляпой, которая лежала на столе рядом с зажжёнными свечами. Но он схватил меня за руку, сжав её словно тисками, что заставило меня поморщиться.

– Пока ещё нет, виконт! – вскричал он хрипло. – Вы слишком интересуете меня, чтобы позволить вам уйти вот так. Прежде мы должны понять друг друга.

Его бледное лицо было зловеще мрачным, а голос звучал чуть насмешливо, как по мне.

– Ваша жизнь в опасности, сударь, – сказал он чуть погодя, – и если вы будете упорствовать в своём решении остаться в Париже, вам причинят зло.

– И кто, скажите на милость? – спросил я надменно.

– Мой господин кардинал.

– Ришелье! – ахнул я и знаю, что побледнел, хотя старался не допустить этого.

Он наклонился так, что его губы оказались на одном уровне с моим ухом.

– Кто убил Босира? – прошептал он вдруг.

Я отпрянул, как будто он ударил меня. Затем в приступе ярости бросился на него и, вцепившись в пышное кружево у его горла, грубо тряхнул, крепко сжав в своих руках.

– Что вы знаете? – закричал я. – Отвечайте, сударь, или я задушу вас. Что вы знаете? Признавайтесь!

Он с силой освободился и отбросил меня к стене.

– Достаточно, чтобы вас повесить, – прорычал он задыхаясь. – Держитесь подальше, щенок, и выслушайте меня, или вам же будет --">