Джек Линдсей - Подземный гром

Джек Линдсей Подземный гром

Катарине Сусанне Причард

Когда сегодня ум кипит

И разрешить нам предстоит

Тьму сложных роковых проблем,

Когда атомный взрыв грозит

Вмиг уничтожить все Живое?

Века различны — ясно всем,

Но в переменах ловим взглядом

Рисунок давний, вечно новый.

Его встречаем всякий раз,

Ряд бурных фаз в уме сличая.

С исходом строя родового

К паденью каждый шаг ведет,

Надежды светлые рождая.

При взрыве роста в грозный час —

Избыток страсти, скорби гнет,

Прозренья, щедрость, дерзкий взлет —

Из пут постылых к новой жизни,

Глухому аду вопреки,

Мечты, боязнь, порыв тоски,

Жестокой власти усиленье,

Кипенье яростной борьбы,

Разломы воль, весы судьбы,

Эдема позднее виденье.

Все эти знаменья времен —

И в наши дни и в древнем Риме —

Становятся для нас все зримей,

И будет нами уяснен

Былого смысл, коль вникнем в сети

Свободы и судьбы слепой,

Любви, проникнутой враждой, —

Распутаем сплетенья эти.

Быть может, мудрость обретем,

Коль узрим скрытые истоки

Стремлений низких и высоких.

Тогда, блеснув из бездны лет,

Нам озарит заветный свет

И жизни бурное цветенье

И все затронутое тленьем,

Что мир хранит. И наконец

Мы обретем в глуби сердец

Запас несокрушимых сил.

Творить мы станем с новым рвеньем,

Удел земной нам будет мил^[1].

Джек Линдсей

И оглушительный грохот, подобный подземному грому.

Нерон

…и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри…

…и вот произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась как кровь.

…и будет сожжена огнем… И восплачут и возрыдают о ней цари земные… когда увидят дым от пожара ее.

Апокалипсис, VI, 1 и 12, XVIII, 8–9

Лязг незримых мечей, голосов зловещих раскаты

В дебрях лесных, к живым приближаются тени умерших.

Лукан, «Фарсалия»^[2]

Знайте, бойцы, лишь на краткую ночь еще вы свободны:

Надо последний свой час в это малое время обдумать.

Жизнь не бывает кратка для того, кто в ней время имеет,

Чтоб отыскать свою смерть…

Лукан, «Фарсалия», Книга 4^[3]

Вот и свобода тебе, вот тебе отпущенье на волю!

«Кто же свободен еще, как не тот, кому можно по воле

Собственной жизнь проводить? Коль живу, как угодно мне, разве

Я не свободней, чем Брут?» — «Твой вывод ложен, — сказал бы

Стоик тебе, у кого едким уксусом уши промыты. —

Правильно все, но отбрось свое это «как мне угодно».

Персий, «Сатиры», 5^[4]

Ужас их все возрастал. Им виделось: треснув, на землю

Падают своды небес. Им чудилось: рушатся горы,

Все погребая крутом, — и грозный мрак поглощал их.

Их тревожил покой, пугали немые просторы,

Небо, лучами звезд увитое, словно власами.

Как человек, в лесах заблудившийся ночью глухою,

Смотрит с тревогой во мрад и ловит невнятные звуки,

Робкой стопою бредет в непроглядных дебрях, пугаясь

Призраков черных дерев, его обступивших с угрозой, —

Так страшились они.

Валерий Флакк^[5]

Передавая кинжал, непорочная Аррия Пету,

Вынув клинок из своей насмерть пронзенной груда!

«Я не страдаю, поверь, — сказала, — от собственной раны,

Нет, я страдаю о той, что нанесешь себе ты».

Марциал, «Эпиграммы», Книга I, 13^[6]

Если, как стоик, ты смерть, Херемон, восхваляешь без меры,

Должен я быть восхищен твердостью духа твоей?

Но ведь рождает в тебе эту доблесть кружка без ручки

Да и унылый очаг, где даже искорки нет,

Вместе с циновкой в клопах и с брусьями голой кровати,

С тогой короткой, тебя греющей ночью и днем.

О, как велик ты, когда без черного хлеба, без гущи

Красного уксуса ты и без соломы живешь!

Ну, а коль был бы