Уильям Дитрих - Розеттский ключ

— Готовьсь!

Множество мушкетных курков было разом взведено.

Сторонники Наполеона обвинили меня в шпионаже и предательстве, потому-то я и оказался среди прочих пленников на берегу близ Яффы. И более того, по стечению обстоятельств в таком обвинении имелось зерно правды. Но изначально, по крайней мере, я и не помышлял ни о какой измене. Я жил в Париже как простой американец, чьи знания в области электрических сил — и необходимость спасения от совершенно несправедливого обвинения в убийстве — привели к тому, что год назад меня приняли в компанию именитых ученых, трудившихся в Египте во время его ошеломительного завоевания Наполеоном. Я также проявил изрядную изворотливость, попадая в самые опасные переделки. Меня пытались отправить на тот свет мамелюкские кавалеристы, любимая женщина, арабские головорезы, бортовые залпы британских пушек, мусульманские фанатики и французские гусары, но вообще-то я вполне миролюбивый и славный парень!

В роли моей самой последней французской Немезиды выступил закоренелый мерзавец Пьер Нажак, убийца и вор, упорно стремившийся отомстить мне за то, что в прошлом году я ранил его в окрестностях Тулона, когда он пытался отнять у меня священный медальон. Это долгая история, достоверно описанная в предыдущей книге. Нажак вновь ворвался в мою жизнь подобно разъяренному кредитору и теперь злорадно наблюдал, как я тащусь в толпе пленных, подгоняемой саблями кавалерии. Он предвкушал мою близкую кончину с тем же чувством торжества и ненависти, какие испытывает человек, умудрившийся раздавить на редкость омерзительного паука. А мне оставалось лишь сожалеть, что в свое время я не прицелился чуть повыше и на пару дюймов левее.

Как я упоминал раньше, вся эта история началась с карточной игры. Тогда в Париже благодаря удачному раскладу я выиграл таинственный медальон, из-за которого и начались все мои неприятности. На сей раз очередная попытка разжиться деньжатами, выиграв у озадаченных моряков британского военного фрегата «Дейнджерс» имеющуюся у них наличность перед высадкой на берег в Святой земле, не принесла мне особых выгод и, в сущности, хотя это спорно, привела меня к сегодняшнему затруднительному положению. Позвольте же мне повторить: азартные игры — порочное занятие и только глупец готов во всем полагаться на удачу.

— Цельсь!

Но я забегаю вперед.

Итак, большую часть своих тридцати четырех лет я, Итан Гейдж, провел, стремясь избегать всяческих проблем и утомительной работы. Как, безусловно, не преминул бы заметить мой ныне покойный наставник, работодатель и великий человек Бенджамин Франклин, эти два стремления противоречат друг другу так же, как положительные и отрицательные электрические заряды. Стремление уклониться от работы почти неизбежно уводит с праведного пути, что как раз порождает проблемы. Но подобные уроки — как головная боль от похмелья или измены красотки — забываются столь же часто, как и усваиваются. Именно отвращение к кропотливому труду усугубило мою склонность к карточной игре, той самой, что наградила меня золотым медальоном, из-за которого я отправился в Египет, убегая от преследований множества влиятельных негодяев и отъявленных головорезов, в тот самый Египет, что подарил мне встречу с моей очаровательной, но ныне потерянной Астизой. Она, в свою очередь, убедила меня, что мы должны спасти мир от хозяина Нажака, франко-итальянского графа и колдуна Алессандро Силано. Все это вынудило меня перейти на сторону противников Бонапарта. Но в ходе египетской экспедиции я умудрился влюбиться, найти тайный путь в Великую пирамиду, а в результате этого чертовски важного открытия опять был вынужден спасаться бегством на захваченном у французов воздушном шаре и потерял все, что стало для меня дорогим.

Я уже говорил вам, что это долгая история.

Так или иначе, но прекрасная и сведшая меня с ума египетская жрица Астиза — изначально моя потенциальная убийца, а потом служанка и возлюбленная, — не сумев забраться в корзину воздушного шара, упала в Нил вместе с моим заклятым врагом графом Силано. С тех пор я с отчаянным упорством старался разузнать об их судьбе, и мою тревогу усугублял тот факт, что напоследок мой враг крикнул Астизе: «Ты же знаешь, я по-прежнему люблю тебя!» Представляете, что значит по ночам терзаться сомнениями? Какие же чувства их связывали? Именно поэтому я согласился на предложение отчаянного английского --">