Римантас Будрис - В фиордах, где не заходит солнце

кончался. Надежд на прибытие в скором времени другого корабля — никаких. Пришлось людям, которых постигло несчастье, устраиваться на зимовку. Отыскали они старый, тоже английскими китобоями построенный склад. Укрепили и утеплили как могли помещение, приволокли выброшенные морем на берег бревна, заготовили побольше оленины, моржового жира.

По-разному описывали эту историю в Англии, Голландии и других странах. Дельцы, заинтересованные в том, чтобы основать на Шпицбергене постоянные фактории, возили возвратившихся зимовщиков по корчмам и трактирам, заставляли их рассказывать о своих приключениях, поили любопытных, которые, разумеется, толпой окружали «чудом спасенных» китобоев. Однако добровольцев, согласных зимовать на островах, не нашлось…

В 1749 году корабль, который принадлежал фавориту императрицы Елизаветы Петровны графу Петру Шувалову, владевшему монополией на торговлю всем добываемым в северных водах России морским зверем, отплыл к Шпицбергену. На обратном пути судно попало в густой туман, заблудилось, и, когда туман рассеялся, русские зверобои увидели, что корабль их чуть не вплотную подошел к берегам острова Эдж. Перепугавшись, что они вот-вот могут сесть на подводные камни, рулевой повернул было в открытое море, но тут увидел: на одном из мысов острова поднимается в небо столб дыма. Решил подойти поближе. Рядом с костром воткнута в землю жердь, и на ней, на ветру, развевается оленья шкура. Вокруг костра прыгают и машут руками какие-то странные, одетые в меха фигуры. Оказалось, что это мезенские охотники: кормщик Алексей Химков со своим крестником Иваном и матрос Степан Шарапов. Прожили эти люди на Шпицбергене шесть лет и три месяца. Очутились они здесь не по своей воле: их ладья была затерта ледяными полями, пристали они к кромке сплошного льда. Четверо (с ними был еще матрос Федор Веригин, который умер на пятый год пребывания в ледовом плену от цинги) пошли к берегу на разведку. Может, дескать, придется зазимовать. Решили поискать подходящее место. Вернулись на следующий день — ни ледяного поля, ни ладьи…

Целых шесть лет всматривались они в морские дали — не покажется ли парус… И вот дождались! Рассказывали, что труднее всего приходилось зимой, во время долгой полярной ночи. Как и английские моряки, нашли они заброшенную хижину — верстах в двух от берега. Тут даже печь была, топилась по-черному. Уходя с ладьи, они прихватили с собой кое-какой припас, оружие, порох. Но этого не могло хватить надолго. Алексей Химков, старший здесь, распорядился заготовить мяса. Оленей на острове — множество. Непуганые. Настреляли, ободрали туши, закинули их на крышу своей избушки, чтобы труднее было добраться до запасов песцам и белым медведям. Мясо так замерзало, что отделить кусок можно было лишь топором. Жилище их заносило снегом. Наружу выбирались через дыру в крыше, дверь не открывалась. Однако, очутившись в беде, люди не пали духом, да и времени даром не теряли. На спасший их корабль они не только сами вошли — погрузили в его трюмы шестьдесят пудов оленьего жира, двести десять оленьих шкур, двести шкурок песца. Рассказ об их робинзонаде, записанный петербургским академиком Леруа, обошел весь цивилизованный мир.

Немало подвигов совершили на далеких северных островах люди из разных стран. Много всяких приключений, заканчивавшихся и счастливо, а порой и трагически, переживали они на Шпицбергене. Сколько раз морякам, приплывавшим летом в воды архипелага, приходилось взламывать в избушках двери, припертые изнутри кольями, и находить там лишь трупы оставшихся зимовать охотников. Цинга собирала свой урожай. От нее, а не от холода, гибли люди.

Много на Шпицбергене, особенно на западных его берегах, одиноких могил. А в местах, где люди селились чаще, — целые кладбища. Груды каменных глыб, покрытых белыми и бурыми пятнами лишайников, — памятники китобоям и морякам, которым не довелось вернуться к родным берегам. Одних похоронили товарищи, других взяло море. А над печальными этими холмиками — скалы и ледники, суровое безмолвие Севера. Не услышишь тут ни шелеста листвы, ни жужжания пчелы, не пролетит в небе ласточка. Лишь ветры гудят в расщелинах, лишь мерный прибой как бы отсчитывает секунды, напоминая о том, что время не остановилось, что оно идет, идет жизнь.

Да, неласково встречал Шпицберген людей, но они все-таки стремились сюда. После знаменитых плаваний Генри Гудзона в начале XVII века в --">