Жан де Кар - Вена. Роман с городом

года — готовил по заданию редакции репортаж о триумфальном возвращении в город последней австрийской императрицы Циты Бурбон-Пармской. Я был здесь незадолго до падения Берлинской стены и своими глазами видел, как один министр разрезал — в буквальном смысле — «железный занавес» в виде колючей проволоки на границе с Венгрией. Я был здесь и зимой 1999–2000 года, когда социалисты, 13 лет находившиеся у власти, по результатам демократических выборов утратили большинство и передали бразды правления страной в руки коалиции, именуемой ультраправой, а на самом деле исповедующей националистические идеи, на что во Франции всегда смотрели и продолжают смотреть косо. Предпочтения австрийских избирателей вызвали здесь шумное неодобрение, переходящее в негодование. Но и Вене вмешательство Европейского союза во внутренние дела страны совсем не понравилось. Венцы не желали выслушивать чужие нотации, особенно от тех, кто любит поучать других, но, возмущаясь, почему-то действует крайне избирательно. Далее последовали «санкции» — столь же непристойные, сколь и бесполезные, — действие которых продлилось 233 дня. Представители французской интеллигенции бросились в Вену в надежде «образумить» австрийцев. Кое-кто из прибывших пал жертвой галлюцинаций, увидев то, чего не было. Появилось специальное издание знаменитого туристического путеводителя в черной (в знак траура!) обложке, серьезно задевшее венцев — они не понимали, с какой стати их снова обвиняют в отсутствии политкорректности. Я тоже этого не понимал, о чем и написал в двух своих статьях, опубликованных в газете Le Monde 6 и 7 февраля 2000 года. В эти неспокойные дни венские друзья напомнили мне, что австрийцы вообще и жители столицы в частности воздержались от ядовитых комментариев, когда в 1981 году во французском правительстве оказалось сразу четыре министра-коммуниста. Они не считали себя вправе ставить нашему народу «двойку» за неверный выбор. Но некоторые западные демократии, в том числе Франция, упорствовали в убеждении, что венцы допустили ошибку и их следует направить на истинный путь. Как не без цинизма заметил Бертольд Брехт, «если народ заблуждается, надо изменить народ». Бурление умов утихло только после новых выборов. Вена снова стала городом, который не стыдно посещать. Что касается меня, то я посещал ее всегда. Это удивительный, волшебный город, отличающийся невероятным разнообразием и богатством оттенков. Разве это не важнее всех на свете судорог политической жизни и качаний маятника, именуемого общественным мнением? Я видел прелестные оперетты — искрометный, чисто венский жанр — в прекрасном театре дворца Шёнбрунн и на больших сценах, видел восхитительные мюзиклы, ничем не уступающие постановкам Лондона или Бродвея; на открытом рынке Нашмаркт, протянувшемся параллельно с линией метро, сталкивался с людьми из самых разных уголков земли. Здешние зеленые деревянные лавчонки притягивают к себе гурманов со всего города. У каждой лавки — своя специализация, и, помню, я долго стоял разинув рот перед витриной, в которой красовалось не меньше ста видов уксуса. Еще здесь есть блошиный рынок, куда со всей Европы свозят всякий забавный китч. Задрав голову, я пытался сосчитать количество украшений на Доме с медальонами и на Майоликовом доме — двух шедеврах архитектуры 1900-x. В кафе «Централь» и в красном зале роскошного ресторана «Захер», куда считается особым шиком ходить на поздний, после театра, ужин, я лакомился изумительным wiener schnitzel — телячьим шницелем в мелкой панировке. Разумеется, я не забыл посидеть на вытертой бархатной банкетке в кафе «Гавелка», основанном в 1939 году. Его владелица фрау Гавелка до последнего дня жизни лично следила за тем, чтобы посетители — цвет артистической Вены — остались довольны обслуживанием. В кафе «Ландтман», где обычно собираются театральные деятели и интеллигенция, меня заверили, что я могу давать их адрес всем своим корреспондентам и мне непременно передадут всю пришедшую на мое имя почту. Под мерный стук лошадиных копыт — на ушах у обеих лошадок были надеты цветные колпачки — я беседовал с добродушным и по-крестьянски лукавым кучером фиакра; все они традиционно носят шляпу-котелок. Я восхищался Карл-Маркс-Хофом — одним из самых величественных архитектурных ансамблей «красной Вены», в 1920–30-е годы возведенным социалистами в качестве муниципального жилья. В парке Пратер я катался на колесе обозрения, и мне --">