Люциан Воляновский - Почта в Никога-Никогда

правила и для перевозки горилл и золотых рыбок, гиппопотамов и гиен, муравьев и муравьедов…

На авиалиниях сотрудничают люди разных рас и национальностей, ведь воздушный океан соединяет все народы.

Я встретил стюардессу-польку в английском самолете; американец держал штурвал, когда я летел в Факфак на Новой Гвинее, а пан Стефан Рохович, ведущий свое происхождение от северных славян, представляет в Польше индийские авиалинии.

Однако попытаемся сохранить известную очередность событий. Правда, я прибыл в Австралию на борту устаревшего реактивного самолета, который «тащился» со скоростью меньше тысячи километров в час; все-таки это был самолет.

Некто Северин Кожелинский оставил нам «Описание путешествия в Австралию и пребывания там же с 1852 по 1856 год» (издано в Варшаве в 1954 году), из которого ты можешь узнать, как путешествовали в те времена. Кожелинский ездил на золотые прииски. Он видел там людей, которые приготовили крепкие сундучки, обитые жестью, для хранения золотого песка. Потом оказывалось, что весь их трехлетний заработок свободно может поместиться в кармане, сундучок же служил им лишь для храпения крупы или соли, или заменял столик…

21 июля 1852 года в Ливерпуле Кожелинский поднялся на борт «Великой Британии», с гордостью информируя нас о том, что это самое большое пассажирское судно, какое только бороздило волны в то время. Мы узнали, что этот четырехмачтовый пароход имел машину мощностью пятьсот лошадиных сил и вмещал до трех тысяч бочек груза.

Жена на продажу

Когда ты окажешься на аэродроме и услышишь монотонные сообщения на нескольких языках об отправлении твоего самолета, — пород лицом этого механизированного чуда, лишенного всякой романтики, — попробуй представить себе, как в старину прощались с родными берегами пароходы.

«В два часа пополудни матросы, — пишет Кожелинский, — поднимая якорь, затянули песню, которую они обычно поют, отправляясь в дальнее плавание. Внутри корабля в шести топках, как в аду, запылал огонь, из труб повалил дым, зашумел пар, начали подниматься огромные якоря, плавучая громадина задрожала, и винт заработал. Корабль мало-помалу начал продвигаться вперед, а следовавшие за ним четыре обычных парохода рядом с нашим чудовищем выглядели, как дети, окружившие мать. На всех судах гремела музыка: нарядные дамы и мужчины провожали родных, друзей или знакомых. Пароходы находились рядом с нами, пока мы не вышли в открытое море. На нашем корабле загрохотали пушки. Троекратным «ура», поднятием и опусканием флага «Великая Британия» прощалась с портом Ливерпуль. В одно мгновение все суда, стоящие в порту, покрылись флажками, загремели залпы береговых батарей, а воздух сотрясли приветственные возгласы многотысячной толпы, и тысячи платочков затрепетали по обеим сторонам канала.

В первый день на корабле живешь в настоящем хаосе — канаты, ящики, коробки и тюки еще разбросаны. Пассажиры несут в каюты все самое необходимое для путешествия, а багаж матросы опускают в трюм. Многие еще не знают, где их места, а есть и такие, которые хотя и знают, но никак не попадут туда, потому что, прощаясь с друзьями, слишком близко познакомились с бутылкой. Кто-то из пассажиров вздыхает, кто-то плачет, кричат дети, все слоняются, толкаются… Лучше всего сразу лечь спать, так как усталость дает себя знать, а утро вечера мудренее…»

Возможно, так же как и господин Кожелинский, ты будешь путешествовать в самом дешевом классе, но с голоду ты не умрешь: ведь современные авиакомпании, конкурируя между собой, стремятся выиграть борьбу, закармливая привязанных к креслам пассажиров. На каждом аэродроме грузятся замороженные продукты, которые затем попадают на подносы и в желудки путешественников.

Кожелинский же сообщает, что на корабле в его третьем классе «едят ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы удержать душу в теле. Паровые суда имеют лишь то преимущество, что но надо самим готовить, тогда как, напротив, на парусных пассажиры из третьего класса и с мест, называемых steerage^[1], получают питание сухим пайком и только по доброй воле поваров допускаются к плите».

Твой самолет, наверное, будет лететь так высоко, что землю можно будет увидеть — как уже и в мои времена — только на телевизионном экране. Разглядывание пассажиров — тоже развлечение и, как видно из описания Кожелинского, было развлечением и в его время.

«…Был --">