Валерий Константинович Орлов - За белым кречетом

поискать их на южной оконечности озера Аян, в ущелье по речке Гулями. Там для «нормальной жизни» и избушка пустая имелась. Жил в ней охотник да помер. И мы могли ее использовать как базу на время поисков.

— Э-э, что тянуть,— поднялся из-за стола Куксов.— Давай собирайся. Сейчас и поедем. Ну и что ночь, выспаться всегда успеем. Это дело от нас никогда не уйдет.

Его решительность пришлась мне по душе, и, так и не отдохнув с дороги, я быстро уложил вещи на сани. Ночь была светлая. Солнце уже не заходило, но небо затянули серые облака и было сумеречно. Крупные снежинки летели наискось к земле, исчеркав белыми линиями темную стену леса. На другом берегу в чаще завыл волк. Он затаился где-то наверху, и его тоскливый вой доносился будто с неба. Не к добру воет, подумалось, но Куксов уже запустил мотор, и мы тронулись...

Углубившись в воспоминания, я позабыл о неудобствах езды, холоде и обо всем на свете. Куксов, должно быть, заподозрив, что я замерз или засыпаю, вдруг остановил «Буран» и предложил мне сесть на его место. И вскоре уже я, закрытый от встречного ветра обзорным стеклом и обогреваемый снизу теплом мотора, вел снегоход по безлюдной белоснежной равнине Аяна.

За время пути мы не раз менялись с Куксовым местами, пока не свернули с озера в далеко уходящий к востоку залив. На берегу залива стоял аккуратненький домик с двускатной крышей, белой от снега, с высокой железной трубой. Домик так и манил к себе светлым широким окном над завалинкой и крыльцом с чисто подметенными ступенями.

Дом этот принадлежал экспедиции иркутских лимнологов, занимавшихся исследованием озера, теперь в нем жили охотовед и художник, поселившиеся здесь неделю назад.

Куксов, попив чаю, сразу же отправился обратно. А утром мы с подоспевшим волчатником Евгением Громовым впряглись в сани и двинулись к речке Гулями, с которой и начинается озеро Аян. Снег чуть размяк, лыжи проваливались, идти приходилось не торопясь. Уже на середине озера я почувствовал, что наловил «зайчиков». Солнце ослепительно сияло, отражалось мириадами голубых искр от снега, переливалось всеми цветами радуги, и смотреть на него было больно, как будто в глаза попали металлические опилки.

Избушка охотника пряталась в лесу, и разглядеть ее можно было лишь благодаря огромному сугробу снега на крыше. Я вышел на отмелый берег, сбросил лыжи и пошел через серый песок. Огромная стая белых куропаток, поднявшись из кустов тальника, описала дугу и низко пронеслась над головой, так что я успел разглядеть блеснувшие глаза коричневошеих петухов, разодетых в брачный наряд. Проваливаясь в глубокий снег, который лежал в лесу, я пробирался к избушке по свежему волчьему следу. По следам было видно, как осторожно, с остановками подходил он к заброшенному человечьему жилью, топтался у двери. Что привлекло его?

Зимовье было крохотное. На одного человека. Нары, столик, лавка, печь. Стены и потолок перед окном, как в полярной палатке, были обтянуты белой материей. Под нарами лежали сухие, припасенные на растопку дрова. Посуда была тщательно прибрана, на столе лежала записка, где охотник предлагал пользоваться всем, но не оставлять беспорядка. «Выехал ненадолго в цивилизацию»,— сообщал он о себе, заставив в который раз вспомнить непредсказуемость нашей жизни.

Я растопил печь, поставил таять снег в чайнике. Громов отодрал примерзший к нарам спальный мешок хозяина, постелил свой, и вскоре избушка приобрела жилой вид. Мы заночевали в ней.

Утром, распахнув дверь, я зажмурился от яркого солнца, а когда открыл глаза, то увидел белых куропаток, застывших в удивлении на снегу. Куропатки убегали от меня по снегу на опушенных пером толстых белых лапках, будто в валенках. Позавтракав, мы встали на широкие охотничьи лыжи и двинулись в лес, к ущелью Гулями.

Ущелье это не показалось мне таким мрачным, как ущелье Хонна-Макит. Скалы были пониже, покатее, склоны с осыпями, кое-где на вершинах топорщились корявые лиственницы. За поворотом река сужалась, базальтовые черные скалы сближались, как ворота. Тут, словно стражи, устроили гнездо на скале черные вороны.

Самца мы приметили издали, он летел к гнезду, держа в клюве кусок мяса. Проследив за его полетом, мы обнаружили и сидящую в гнезде самку. Заметив нас, черные птицы с хриплым карканьем закружились над нами. Я вскинул фотоаппарат с пятисотмиллиметровой «пушкой», но вороны не испугались, лишь пуще раскаркались. --">