Владимир Никифорович Бондаренко - Вертихвост и Федотка

росту ушами.

Обнимал Вертихвост Федотку, прижимал к груди, радовался:

- Какой ты молодец, Федотка, что нашелся. Теперь мы с тобой всегда вместе будем и я тебя буду воспитывать. Запомни: если уж быть кобелем, так уж настоящим, а не Пустобрехом каким-нибудь. Понимаешь?

- Понимаю, - взвизгивал Федотка и кидался к Вертихвосту: - Вегтихвостик, дгуг, дай я тебя поцелую.

- Целуй, целуй меня, Федотка, но и слушай, что я тебе говорю: хороший кобель - это спокойствие деревни, это ее благосостояние, потому что, если он не сохранит то, что имеет хозяин, то хозяин его станет бедным и собака ему будет не нужна, понимаешь?

- Понимаю, - мотнул Федотка ушами, - а вот одного пока понять не могу, и раз уж ты мой учитель, скажи, я - кобель?

- Кобель.

- Та-ак, а когда вырасту, кем я буду?

- Кобелем.

- Это что же у меня жизнь кобелиная будет? - удивился Федотка.

- Нет, - сказал Вертихвост, - жизнь у тебя, Федотка, будет собачья, а вот проживешь ты ее кобелем. Понял?

- Не совсем, мне еще над этим подумать надо.

- Вот и сиди, думай, а я побегу к себе радоваться, что ты нашелся.

Через плетень теперь Вертихвост прыгать не стал, в подворотню вышмыгнул и прямо под ноги печнику Мекеше угодил.

Заругался на него Мекеша:

- Ты еще тут, долговязый, мельтешишь. Пошел вон.

Ах, если бы знал Мекеша, что с ним - и уже скоро - сделают Вертихвост с Федоткой, он бы столь непочтительно не стал рычать на всеми уважаемого в Марьевке кобеля. Но кому дано знать, что готовят нам боги не то что в скором будущем, а даже через какой-нибудь час или два?

Мекеше этого знать было не дано.

Не дано было знать и Вертихвосту, какой ожидает его сюрприз в час, когда вместо солнышка будут сиять в небе звезды. А сюрприз оказался очень сюрпризным, ну просто чрезвычайно неожиданным.

Вечер начался и прошел так, как проходили до этого другие вечера: отблеяли вернувшиеся с пастбища овцы, отвздыхали гармошки, отцеловались у калиток влюбленные. Пришла ночь, глубокая и черная. Вертихвост сидел у своей конуры и думал: почесать ему левой задней ногой за ухом или нет? Потом посмотрел: висит ли на месте Большая Медведица, и хотел было уже лезть в конуру, как вдруг услышал - на соседнем дворе лает щенок Федотка.

- Чего это он? Может, к нему жулики лезут? А Федотка-то еще щенок, помочь ему надо.

Рассудил так Вертихвост и через минуту уже просунул в подворотню к Федотке свою узколобую башку. Зыр, зыр по сторонам, удивился:

- Ты чего это, Федотка? Нет никого, а лаешь?

- Политика, - осклабился Федотка. - Услышит дед: лаю я, - и кормить лучше будет. Оно как в жизни-то? Кто громче лает, тому больше и дают. Видимость надо создавать.

«И-и, - думает Вертихвост. - Мал малец Федотка, а хитро придумал - видимостью хлеб зарабатывать. Такой далеко пойдет, быстро в кобели выбьется».

И себе решил так попробовать. Прибежал домой, залез на завалинку, сел под хозяйскими окнами и давай лаять. Да так громко, что даже звезды на небе вздрагивать начали.

Немножко погодя растворилось окошко, высунулся дед Василий. В одну сторону улицы посмотрел - нет никого, в другую сторону посмотрел - ну нет же никого. А Вертихвост услышал - смотрит дед, и еще громче лаять начал, так весь аж и вытягивается.

Скрылся дед. Немножко погодя снова появился с подшитым валенком в руке. Как долбанул им Вертихвоста по башке, так он и спикировал с завалинки.

- Будешь, - говорит, - знать, как деда по ночам по пустякам тревожить.

Сидел после этого Вертихвост за сараем, почесывал на затылке шишку и ругал самого себя:

- Ну не дурак ли я, а! Ну зачем я полез под хозяйские окна? Нужно было кидаться к саду, в темноту, подумал бы дед - волки, и побоялся бы выйти. Федотка, тот хоть и маленький, а похитрее, тот вообще лает, а я полез под хозяйские окна.

Но хоть и завидовал Вертихвост Федотке, сам после этого никогда больше видимостью хлеб не зарабатывал.

УСЛУЖИЛ ПЕС ВОЛКУ

Каждый день виделись теперь Вертихвост и Федотка, и каждый день учил Вертихвост Федотку чему-нибудь новому. Услышал, что тот Антона Кузькина облаял, похвалил:

- Правильно сделал: он - выпивоха, детишек бьет, жену обижает. На таких следует лаять.

Услышал, что Федотка соседскую свинью со своего двора прогнал, опять похвалил его:

- Правильно сделал: нечего ей по чужим дворам шляться, в чужие лохани нос совать. И впредь поступай так же. Каждый должен есть из своего корыта... И главное - ни перед кем не выслуживайся, выслуживаются только самые распоследние собаки, у которых уже никакой гордости не осталось, --">