Юрий Анатольевич Герасимов - Тропой таёжного охотника

Спустя два дня охотники двинулись дальше. Идти пришлось по скованному льдом руслу Джилы. На мелких перекатах река перемерзала много раз до дна. Запруженный поток шел поверх льда, сносил сугробы и снова застывал. Как выражались старики, река кипела и становились наледи. По ледяной дороге идти было легко и не опасно.

Сноровкой покорять пространство забайкальцы владели в совершенстве. Размеренный шаг их был рассчитан на сотни километров. Как бурлаки, подавшись под тяжестью котомок, вперед грудью, они шли молча, и в морозной тишине дружно поскрипывал единый шаг людей. Незаметно, проходили часы, позади оставались десятки километров. Когда кто-нибудь сбавлял шаг и нарушался общий ритм, товарищи присаживались отдохнуть.

Сибиряки раскуривали носогрейки. Симов записывал дневные наблюдения: как изменялся лес, где и какие встречались птицы, звери…

За каждым поворотом реки перед охотниками все шире раскрывались картины горной девственной тайги. По крутым южным склонам — «увалам» встречались осыпи камней и скалы. Обширные поляны чередовались с березово-сосновым лесом. На ярком солнце искрились сугробы снега, и изумрудный полог бора казался кружевным.

Здесь, на опушке, с осени был урожай сосновой шишки, поэтому на корм собралось много белок. На высоких лиственницах часто чернели «гайна» — беличьи гнезда, похожие на сорочиные. Зверьки отлично перезимовали и в солнечные дни подолгу бегали по лесу, подыскивая себе пару.

Белка у своего «гайна».

Среди молодого сосняка и осинника встречались многочисленные заячьи тропы. Охотясь на зайцев, рябчиков и глухарей, сюда часто наведывались рыси и росомахи.

На увалах и по солнечным опушкам синели снежные надувы, взрытые табунками изюбров, выходивших пастись на горные лужайки. На северных склонах — в «сиверах» — мрачнели обомшелые базальтовые глыбы и стоял темный лиственничный древостой с густым подлеском сибирского багульника — даурского рододендрона. Здесь было царство кабарги. Эти небольшие животные предпочитали одиночество. В непроходимых зарослях они в избытке находили свой любимый корм — лишайники, а среди скал — защиту от врагов. За склонами долины теснились горные отроги. А за ними, в забайкальском синем небе, виднелись пунцовые вершины дальних сопок — крайних форпостов намеченной охотниками цели.

По мере продвижения вверх по Джиле долина реки и распадки ее притоков становились шире, а склоны ниже и положе.

В широких падях чернели заросли «ерника» — кустарниковой карликовой березы. На увалах, южных склонах, росли густые сосняки. Местами по низинам стояли хмурые пихтарники, а по сиверам по-прежнему частила лиственничная тайга. Следы изюбров в таких местах встречались редко. Их сменили следы лосей.

В верховье реки на склонах появились кедры. За ними, выше — редколесье, сухостой, завалы камня, кедровый стланик и, наконец, на высоте полутора километров, — гольцы. Здесь обитали белки, соболи и сеноставки.

На третий день пути охотники достигли соболиных урочищ. В затишье из елового лапника был сделан односкатный балаган, запасены дрова, пробита прорубь.

Костер у балагана едва тлел. Под навесом лежали рюкзаки и котелки. Стоянка пустовала. Все разошлись по ближним склонам.

Симов отправился вверх по Шепшулте. За первым поворотом речки его внимание привлек небольшой бурый зверек величиной с котенка. Пушистый, но в то же время гибкий, соболь ловко прошел прыжками по бурелому и каменистым осыпям. Зверек вскочил на пень, перебежал вдоль по колодине и скрылся в буреломе. Его парный следок замысловатой стежкой шел по опушке верхом, то уходил порой под снег.

Соболь.