Эдуард Григорьевич Бабаев - Тысяча дорог

Эдуард Бабаев Тысяча дорог ^{Рассказы}

КРАСНЫЕ ПЕСКИ

В первый раз я приехал в пустыню с отцом. Он был инженером и строил дороги на юге Узбекистана.

Я думал, что пески непроходимы, что в них увязнешь по колени и не выберешься. Но сначала мы ехали цветущей степью. Потом показались барханы — бурые холмы, покрытые сухой травой.

В пустыне было пустынно. Только высоко в небе кружилась какая-то хищная птица. Называлась пустыня Кызылкумы, что значит «Красные пески». На рассвете и на закате в песках смутно отражалось солнце, и тогда они действительно становились красными.

Казалось, что вокруг нет ни души. Но это не так. Когда мы поднялись на бархан, то увидели множество тропинок. Они шли с разных сторон и в разные стороны, пересекая друг друга, сливаясь и раздваиваясь.

Потом, через много лет, я и сам работал на строительстве в этих местах. И всюду, где бы я ни был, впереди бежали бесконечные тропинки, указывая верную дорогу от селения к селению, от колодца к колодцу. Пустыня — это тысяча дорог.

БЕЗВЕТРЕННЫЙ ДЕНЬ

Неподалёку от нефтяных промыслов стояли в песках деревянные башни. Это были старые, ещё не разобранные буровые вышки. Над ними тянулись белые облака.

Деревянная угловатая лесенка вела наверх, огибая башню с внешней стороны. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как песчинки осыпаются с сандалий.

Серёжа поднялся на первую ступеньку, потом — на вторую, миновал один поворот, потом — другой. Чем выше он поднимался, тем медленнее становились его движения. Наконец он остановился.

Прошло несколько минут.

— Серёжа! — крикнул я.

Он не ответил.

Тогда я скинул на песок свой рюкзак и полез вслед за ним по лесенке. За пятым или шестым поворотом я услышал глухое поскрипывание досок.

Это ветер, гнавший облака высоко над землёй, задевал вершину башни и раскачивал её верхние площадки. Башня ожила. Она дышала, двигалась.

Серёжа вцепился в перила руками, смотрел на облака и не мог пошевельнуться. Так новички-матросы застывают на мачтах, которые раскачивает ветер.

— Ветер! — сказал я Серёже, добравшись до него.

Он кивнул мне радостно, глотнул воздух раскрытым ртом и ничего не ответил.

— Боишься? — спросил я.

Серёжа ответил с трудом:

— Нет! — и показал рукой наверх.

Он был храбрый мальчик. Мы поднялись на самую высокую площадку. Внизу плыла земля. Барханы были похожи на волны.

Там, внизу, был безветренный день.

А здесь, наверху, идут большие облака и никогда не утихает ветер.

ГНЕЗДО АИСТА

В древнем городе Бухаре много аистов. Они живут на крышах домов, у водоёмов, на могучих деревьях, на каменных башнях-минаретах.

На зиму аисты улетают в тёплые страны. А весной возвращаются на старые места. Они летают над городом, раскинув свои бело-чёрные крылья. Или стоят в гнёздах, спрятав клюв в белых перьях на груди.

Гнёзда у аистов сложены из прутьев. Аист птица белая и любит высоту.

Однажды я увидел огромное гнездо, похожее на прочную корзину или на опрокинутый купол. Я удивился: когда это аист мог сплести столько веток?

Оказалось, что этому гнезду больше ста лет. Целый век, каждый год, сто лет подряд, аисты строили свой дом. И получился он высокий, славный и красивый, как Бухара.

НА ВЕРБЛЮДЕ

Я думал: как садятся на верблюда? Ведь он такой большой! Лестницу к нему приставляют, что ли?

Вот мальчик на верблюде, высоко-высоко, в деревянном седле. Едет куда-то, покачивается, смотрит по сторонам. Далеко ему видно.

Оказалось, что на верблюда сесть легко.

Караванщик дёрнул верёвку и тихонько сказал:

— Шш…

И верблюд понял: он подогнул в коленях сначала передние, а потом задние ноги и опустился на землю. При этом он высоко поднял голову и посмотрел по сторонам равнодушными глазами.

Теперь нетрудно было сесть на верблюда.

Караванщик велел мне крепко держаться за деревянные выступы седла. Он дёрнул верёвку и сказал:

— Шш…

И верблюд понял. Он распрямил задние ноги так, что я чуть не полетел вперёд через голову, а потом распрямил передние ноги так, что я чуть --">