Ярослав Кириллович Голованов - Заметки вашего современника. Том 3. 1983-2000 (сокр. вариант)

главе с Тимошенко. Был и Будённый. Рядом с ним на трибуне стояли Василий Васильевич Аборенков и Александр Григорьевич Мрыкин – большие начальники из ГАУ. Мы просили отойти подальше от установок, чтобы не засыпало песком и пылью. Начальники отходить не стали. Три машины выпустили по 8 снарядов. Вся пятая рубка была засыпана пылью, Будённый смахивал пыль с фуражки, а потом с усов. Потом выпустили ещё по 8 снарядов, т. е. полный комплект: 3x16.

22 июня началась война. К 24 июню мы получили приказ подготовить три установки для отправки на фронт. В то время у нас было 7 РУ и примерно 4,5 тысячи PC к ним. 28 июня меня вызвали в НИИ.

— Вы и Дмитрий Александрович Шитов поедете с батареей на фронт, учить новой технике…

Так я очутился в распоряжении капитана Ивана Андреевича Флёрова. Он сумел окончить только первый курс Академии им. Дзержинского, но был уже обстрелянным командиром: участвовал в финской кампании. Замполит батареи Журавлёв отбирал по военкоматам надёжных людей. У нас служили москвичи, горьковчане, чуваши. Секретность во многом нам мешала. Мы, например, не могли пользоваться общевойсковыми службами, у нас была своя медчасть, своя техчасть. Всё это делало нас неповоротливыми: на 7 ракетных установок приходилось 150 машин с обслугой.

В ночь с 1 на 2 июля мы ушли из Москвы. На Бородинском поле поклялись: ни при каких обстоятельствах не отдавать установку врагу. Когда находились особенно любопытные, которые старались дознаться, что мы везём, мы говорили, что под чехлами – секции понтонных мостов. Нас пытались разбомбить, после чего мы получили приказ: двигаться только ночью. 9 июля мы прибыли в р-н Борисова, развернули позицию: 4 установки слева от трассы, 3 РУ и 1 прицельная пушка – справа. Там простояли до 13 июля. Нам было запрещено вести огонь из любого вида личного оружия: пистолетов, 10-зарядных полуавтоматических винтовок, дегтярёвского пулемёта. У каждого ещё было по две гранаты. Сидели без дела. Время тратили на учёбу. Пометки делать было запрещено. Мы с Шитовым проводили бесконечные «практические занятия». Однажды «Мессершмидт-109» прошёл низко над нашей батареей, бойцы не выдержали и обстреляли его из винтовок. Он развернулся и в свою очередь обстрелял нас из пулемёта. После чего мы немного передвинулись.

К началу 40-х годов у нас уже было реактивное оружие. И наземное.

…и авиационное

В ночь с 12 на 13 июля нас подняли по тревоге. Наши пушкари выдвинули вперёд пушку. Подъезжает бронемашина: «Что за часть?!» Оказалось, что нас так засекретили, что заградотряды, которые должны были держать оборону, ушли. «Через 20 минут будет взорван мост, уезжайте немедленно!»

Мы уехали под Оршу. 14 июля вышли в р-н железнодорожного узла, где было сосредоточено много эшелонов: боеприпасы, топливо, живая сила и техника. Мы остановились в 5–6 км от узла: 7 машин с РУ и 3 машины со снарядами для повторного залпа. Пушку не взяли: прямая видимость. В 15 часов 15 минут Флёров дал приказ открыть огонь. Залп (7 машин по 16 снарядов, итого 112 снарядов) длился 7–8 секунд. Железнодорожный узел был уничтожен. В самой Орше немцев не было 7 дней.

Мы сразу удрали. Командир сидел уже в кабине, подняли домкраты и ходу! Ушли в лес и там отсиживались. Место, откуда мы стреляли, немцы потом бомбили. Мы вошли во вкус и ещё через полтора часа уничтожили немецкую переправу. После второго залпа ушли по Минскому шоссе в сторону Смоленска. Мы уже знали, что нас будут искать…

В октябре 1941 года батарея Флёрова попала в окружение под Вязьмой. 7 октября, после того как кончились снаряды, решили вырываться из окружения. Немцы устроили засаду. До большака нужно было пройти полем. Немцы нашу разведку пропустили, а когда пошла первая РУ с Флёровым, её обстреляли. Видя такое дело, Флёров приказал взорвать две установки. Потом взорвали остальные. Из 170 бойцов батареи в живых осталось около 45 человек. Флёров сначала был ранен, потом убит…

Уже 26 июля с завода «Компрессор», который с 1 июля стал в это время главным производителем РУ, вышла --">