Пол Уильям Андерсон - Драгоценности марсианской короны

приблизительное воспроизведение возможно. И люди Земли никогда не строили городов, целиком состоящих из башен, расширяющихся кверху и обитаемых более 20.000 лет. А если бы совершили нечто подобное, то приглашали бы туристов приехать и увидеть все. Марсиане предпочитали обогащаться методами более благородными, хотя их репутация скопидомов превзошла шотландскую. В результате, хотя межпланетная торговля процветала и Фобос имел статус свободного порта, человек был редким гостем в Сабее.

Проходя торопливо по улицам, окаймленным каменными грибами, Грегг чувствовал себя объектом любопытства. Он утешал себя тем, что в костюме земного летчика его не узнают. Но всегда серьезные марсиане не только не рассматривали его, а отворачивались, что было гораздо хуже.

Улица Пищевиков — тихая, на ней можно встретить жилища ремесленников, философов и просто жилые дома. На ней не увидишь танцев влюбленных или процессию алебардщиков, здесь не случается чего-либо, более привлекающего внимания, чем четырехдневная дискуссия об относительности класса пуль или случайный обмен выстрелами. Причина в том, что самый знаменитый частный сыщик планеты живет на этой улице.

Грегг всегда испытывал странное чувство, когда бывал на Марсе с его голубым глубоким и холодным небом, маленьким солнцем, низким атмосферным давлением, воздухом бедным кислородом и заглушающим звуки. Но он любил Сиалоха, и, когда взбежал по лестнице, постучал молотком в дверь квартиры на втором этаже и вошел, у него было ощущение, что он избавился от кошмара.

— А! Грегг. — Сыщик отставил струнный инструмент, на котором играл, и неуклюже пошел навстречу гостю. — Вот приятный сюрприз! Входите, дорогой друг, входите же.

Он гордился своим английским, но невозможно воспроизвести свистящее и дребезжащее произношение марсиан. Впрочем, Грегг давно к нему привык.

Он осторожно вошел в узкую и высокую комнату. Фосфоресцирующие змеи, которые освещали ее по ночам, спали, свернувшись в кольцо на каменном полу, среди вороха бумаг, различных предметов и оружия; красный песок покрывал подоконники готических окон. Сиалох обслуживал себя только сам. В одном углу находилась небольшая химическая лаборатория. Все стены увешаны полками — криминалистическая литература трех планет, марсианские отчеты, микропленки с Земли, говорящие камни с Венеры. В одном из углов барельефы, изображавшие царствующего «Матриарха», были изрешечены пулями. Человек с Земли не мог бы сидеть на треугольной марсианской мебели, но Сиалох вежливо позаботился о наличии кресел, поскольку его клиентура была трехпланетной. Грегг занял старое кресло XX века, уселся, тяжело дыша в кислородной маске.

— Я думаю, вы здесь по официальному, но конфиденциальному делу, сказал Сиалох, вынимая из клюва трубку, основательно обкуренную.

Марсиане с удовольствием переняли табак, но им приходится смешивать его с перманганатом калия. Грегг поздравил себя хоть с тем, что не придется вдыхать голубые пары.

— Откуда вы это знаете? — спросил он.

— Элементарно, дорогой Грегг. Вы мне кажетесь очень возбужденным, а только служебная неприятность может так подействовать на старого холостяка вашей расы. Кроме того, вы пришли сначала ко мне, а не обратились в Гомеостатическое управление. Значит, дело серьезное.

Грегг напряженно улыбнулся. Он не умел читать выражение марсианского «лица»… Что может соответствовать улыбке или движению бровей на лице, совершенно не похожем на человеческое? Но этот аист-переросток…

Нет. Сравнивать существа с различных планет — значит издеваться над возможностями языка. Сиалох был двуногим существом двухметрового роста, отдаленно напоминающим аиста. Однако тощая голова с красным клювом на конце извилистой шеи была слишком велика, желтые глаза слишком глубоки, белые перья напоминали скорее перья пингвина, а не летающей птицы, если не обращать внимания на хвост с голубыми меховыми перьями. На месте крыльев были красноватые и худые руки, заканчивающиеся ладонями с четырьмя пальцами. И положение тела было более твердым, чем у птицы.

Грегг вернулся к действительности. Боже мой! Город простирался вдаль, серый и спокойный, солнце заходило на западе, за пастбищами Сабейского залива и Эрейской пустыни; под окном слышался смутный шум экипажа, приводимого в движение колесом, похожим на «беличий топчан» английских тюрем… А он сидит здесь, готовясь рассказать историю, --">