Василий Васильевич Головачев - Ведьмина поляна – 2

гужевой транспорт. Клювары были дальними родственниками птерозавров. Жуткие с виду, они имели внушительные зубастые пасти, крылья и копыта, но после приручения стали мирными и покладистыми, как обычные земные лошади. Максим давно научился ездить на них и относился спокойно, хотя и не любил это занятие.

Солнце уже встало над лесом на «востоке», и бывший инженер Брянского технологического института привычно сориентировался во времени: четверть седьмого. Обычно он вставал в семь, но сегодняшнее утро началось с мява кота, и лежать дольше не имело смысла.

Мысли свернули к местной природе.

Складка пространства, вместившая Рось после катастрофы распада континуума Земли, жила по своему времени, почти перпендикулярному земному. Войдя в Чёрный столб в Сещинском лесу, человек переставал жить по времени «родной» Вселенной и, прожив на территории Роси день, мог вернуться в лес буквально в ту же минуту. Местный учёный Хорос, такой же попаданец, как сам Максим, разве что пересёкший Грань на тридцать лет раньше, утверждал, что складка изменяется и скоро исчезнет из-за дробления мерностей. Он называл этот процесс эффузией и деградацией мира, являвшегося не трёхмерным евклидовым пространством, а континуумом с добавкой «доли» четвёртого измерения. По его словам, с этим континуумом пропадёт и Рось вместе с частями Земли, некогда занимаемыми Атлантидой, Гипербореей и участками других континентов, превратившимися в острова-тепуи на гигантском болоте, получившем название Великотопь.

Но если Еурод – тепуй Атлантиды – ступил на технологический путь развития, изобретая машины и технологии, то Рось избрала другой путь – биологического совершенствования, слияния с природой – и ни машинами, ни техническими изделиями не пользовалась. Время росичи не считали, а чувствовали, поэтому в их домах и не было часов. Научился определять время «на глазок» и гость из России, обладавший хорошим психофизическим запасом.

Вернулся кот, забрался на кровать и начал облизывать себя с лап до хвоста.

– Наелся? – спросил Максим.

– Немона, – отозвался мяут, как росичи называли животных. Его фразу вполне можно было интерпретировать как «немного».

Второе название этого рода охотников на мышей здесь носило профессиональный отпечаток – миелов. Они действительно ловили мелких грызунов, селившихся в домах. А ещё Рыжий получил уважительное прозвище-звание «котодлак». Это означало, что он способен провожать людей за границу перехода между мирами и понимать человеческий язык. Мало того, котодлаков можно было научить говорить почти по-человечески, что иногда и демонстрировал Рыжий. Именно он помог Максиму со товарищи сначала пересечь Грань в Сещинском лесу, а потом вывести туристов с ведьминой поляны.

Почесав ему за ухом, Максим встал, поприседал, отжался сто раз, оделся в домашний холщоп (так здесь называли трико) и сбежал на первый этаж.

Хозяйка дома мати Зоана уже встала и хлопотала по дому, доставая необходимое из хозельца – пристройки с погребом для хранения овощей и фруктов.

Максим поцеловал её в щёку, поблагодарил за заботу, перекинулся парой слов с Матерью Рода, как её называли сельчане, и выбрался на крыльцо.

Хлумань казалась пустой. Во всяком случае, никто по её улицам праздно не шатался, а если кто и выходил, то ради выполнения повседневных работ. Пограничная застава размещалась на окраине городка, и оттуда доносились звуки мирной жизни, далеко разносившиеся по окрестным полям и лесам.

Староста Гонта отсутствовал третий день. Он поехал в Микоростень на встречу с городским посадником. А его дочь Любава, жена Максима, убыла вместе с ним, однако направилась к берегу Роси, где стали строить порт для пограничных катамаранов. Поэтому предоставленный самому себе Максим отдыхал, собираясь через пару дней присоединиться к пограничникам.

Откуда-то вывернулся Малята, разрумянившийся от быстрой ходьбы. Одет он был по-военному: в колонтарь, сверкающий защитными бляхами, ферязь с туманными серо-жёлтыми разводами (местный камуфляж) и сапилы – местные сапожки из специально выделанной китоврасовой кожи с подмётками из сигоморы. Это дерево, слегка напоминавшее российский платан, использовалось росичами и в здравоохранении как утолитель боли и восстановитель тканей, а также в приготовлении напитков и в швейно-обувной промышленности.

Брату Любавы исполнилось двадцать лет.

Здесь уместно будет напомнить, что год Роси не --">