Виталий Тимофеевич Бабенко - Нечеловек-неведимка

Павлович стал причиной производственной травмы. Он стоял, омерзительный по пояс, в кабинете главврача клиники, когда туда вошла новенькая медсестра. Девушка, вмиг поседев, завизжала, словно на удавке, и выпрыгнула в окно со второго этажа…

Из дома Лихов ушел сам. «Жить с освежеванной тушей я не могу!» — заявила Вероника Сергеевна, и… вправе ли мы ее судить? В конце концов охрана психики двух дочерей-учениц и сынишки-дошкольника — это святое.

С работы Семен Павлович уволился по собственному желанию, не дожидаясь административного принуждения. С утра до вечера он бродил по улицам, закутавшись до шляпы в кашне, и думал, думал, думал… Он то проклинал синий подорожник, то костерил врачей, которые дальше названия «феномен Лихова» в решении загадки не продвинулись, то вспоминал нежно любимую семью и работу, которые все дальше уплывали в прошлое.

Семен Павлович часто плакал. Слезы были, как и его кожа, прозрачные…

Несколько раз Лихов уходил в лес и месил там грязь, пытаясь найти предательский синий подорожник и вручить его медикам для изготовления противоядия. Но вся трава уже пожухла, умирая на зиму, и отличить бывший синий, а теперь, наверное, бурый листок от желтого или, скажем, красного уже не представлялось возможным. Да и был ли где-нибудь он, этот второй синий подорожник?..

Порой за Лиховым увязывались собаки и долго преследовали, словно бы чуя нечеловеческое.

Лихов так и думал о себе: «Я — нечеловек!» — и удивлялся тому, как быстро эта противоестественная мысль укоренилась в сознании и перестала пугать.

Вскоре Лихов прекратил вылазки в лес.

В микрорайоне к Семену Павловичу в конце концов привыкли: фигура, закутанная так, что оставались лишь щелочки для глаз, похожая на уэллсовского человека-невидимку, вызывала поначалу недоумение, но прохожие помалу перестали обращать внимание, а иные даже бросали на Лихова сочувственные взгляды.

«Бедняги! — искренне жалел их Семен Павлович. — Дорого далось бы вам это сочувствие, если бы я вдруг скинул кашне и перчатки!»

Самыми главными были проблемы еды и ночлега. Если с первой Семен Павлович кое-как справлялся, то со второй — просто беда!

Поначалу Лихов заходил на ночь к друзьям. Как правило, другу хватало одного вечера. Семен Павлович, перед тем как раздеться на ночь, умолял не смотреть на него, но кто пересилит элементарное человеческое любопытство? А один раз пересилив, — кто захочет повторить эксперимент?

Семен Павлович стал ночевать на вокзале. В одну из ноябрьских ночей он почувствовал, как кто-то дергает его за плечо и срывает кашне. Лихов хотел крикнуть: «Не надо!!!» — но поздно: кашне сорвали. Семен Павлович в ужасе открыл глаза: над ним склонилось строгое и невыразительное лицо молодого милиционера. Строгим и невыразительным оно оставалось ровно секунду. Лоб милиционера собрался в морщины, словно страж порядка хотел над чем-то крепко задуматься, брови разъехались, глаза побелели, челюсть отвалилась. Милиционер с силой хлопнул руками по коленям, гикнул и, страшно матерясь, пустился в яростный огневой пляс. Через несколько минут его увезли…

Лихов настолько закалился в своих бедствиях, что лишь поплотнее запахнул кашне и тут же заснул без малейших угрызений совести.

Одно время Семен Павлович пытался подрабатывать в медицинском институте в качестве наглядного пособия по кровеносной и мускульной системам человека. Преподаватели были в восторге, однако студенты — даже самые испытанные в «анатомичке» — бледнели и отводили взгляд, упирая глаза в стену. Юноши что-то невразумительно бормотали, путали супинатор со ступором, а девушки попросту съезжали со скамей на пол и закатывали глаза. Преподаватели вздыхали, разводили руками и наконец от услуг Лихова отказались, неловко мотивируя это тем, что вроде бы на цветных таблицах мускульная система человека «наглядней».

Больше всего опечалило Семена Павловича не это, а вид девушек, лежащих на полу. Почему-то сейчас — только сейчас! — ему в голову пришла жестокая в своей обнаженности мысль: «Меня больше никто не полюбит…» И в мыслях Лихов начал называть себя «Франкенштейном».

Специалисты по-прежнему вились вокруг Семена Павловича. Они безмерно надоели Лихову, он скрывался от научников в подвалах и на помойках, однако интерны и свежеиспеченные кандидаты наук, обучившиеся повадкам опытных ищеек, неизменно отыскивали невидимку и жизнерадостно, с шутками, со --">