Петр Чичилов - Пик смерти

немецкую гранату. Только с третьего раза мне удалось отвинтить крышку. Со всей силы дернув за шнур, я кинула ее к гребню склона.

– Почему вы гранату в этих уродов не бросили? – отчаявшимся голосом вопрошал Антонов.

Но Балашов прекрасно знал почему и скомандовал нам скорее прятаться за скальными выступами. Мгновение спустя мы услыхали хлопок, а затем усиливающийся с каждой секундой грохот. Могучая лавина покатилась по склону вниз, сметая на своем пути любые преграды.

Я прекрасно осознавала, что мой поступок мог погубить всю группу, но так хотя бы оставался шанс на спасение. Лишь чудом нас удалось уцелеть. Оказавшись по плечи в снегу, мы принялись помогать друг другу выбраться.

– А знаешь, Маня, – обратился ко мне Балашов, пока я его откапывала. – Чего я дурак молчу? Выходи за меня замуж.

Спуск удалось совершить всего за сутки. Мы не останавливались даже ночью.

Утром четырнадцатого декабря, когда из Нальчика уже готовился вылететь поисковый самолет, наша еле живая от холода группа вернулась в лагерь Безенги. В безумные рассказы никто не поверил. Кроме КГБ. Они тщательно опросили нас, изъяли записную книжку Куравлева и фотоаппарат Антонова. Со всех взяли подписку о неразглашении.

Больше года восхождения на Дыхтаю не осуществлялись. Лагерь Безенги вновь заработал только в 1959 году. Именно эта дата теперь считается официальной датой открытия.

Доцент Куравлев до самой смерти лежал в Ставропольской психоневрологической больнице. Профессор Сергей Михайлович Антонов умер от сердечного приступа спустя год после случившегося.

Мы с Алексеем поженились и переехали в Беломорск в Карельской ССР. Первые месяцы меня мучали кошмары. Балашов терпеливо успокаивал каждую ночь. Но я знала, что ему тоже нелегко. Мы прошли всю войну и смогли наладить жизнь после. Но события на Дыхтаю оставили в наших душах слишком глубокий шрам.

Бывало, Алексей запирался в ванной и плакал. Он винил себя в смерти Петренко. Корил, что не спал Ломидзе и пропавшую группу.

После Дыхтаю, в горах мы побывали лишь раз, совершив восхождение на Эльбрус. Лето, простой маршрут, никаких трудностей. Но среди заснеженных пиков мне то и дело мерещились синеглазые охотники, жаждущие притащить своему ненасытному хозяину новую добычу.

Нашей дочке я никогда не рассказывала о произошедшем. Она тоже стала альпинисткой, вышла замуж. У нас появились внуки. Несмотря на свой атеизм, я благодарила бога после каждого ее восхождения.

Как-то раз, в самый разгар перестройки, к нам в гости заехал давний фронтовой друг Алексея – Константин, служивший в КГБ. Он поведал, что после нашего возвращения за северный гребень Дыхтау отправляли специальную вооруженную группу. Им удалось обнаружить заброшенную немецкую базу, но внутри никого не нашли, а объект подорвали.

Мы точно помнили, что профессор успел сделать снимки уродца в операционной. Однако, по словам Константина, снимки загадочным образом пропали почти сразу после инцидента.

Ни один альпинистский маршрут не проходит вблизи от объятого ужасом места, где нам пришлось побывать в далеком 1957 году. Искренне надеюсь, что никому больше не придется пережить тот леденящий страх и отчаяние, что мы когда-то испытали.

Но я до конца своих дней буду помнить заснеженный склон, догоняющую нас смерть и четверостишье, которое раз за разом повторял Куравлев:

«Идет солдат немецкий

по русской стороне,

Несет солдат немецкий

винтовку на ремне».

--">